— Санек, возьми.
— Зачем ты?.. Тебе и завтра, говоришь, на жилую.
— Есть у меня, возьми… Ну что еще?
Уезжали дембеля. Уехали Каюмов, Дягилев, Очиров… Один Морев бродил по батальону, изнывал — комбат грозился отпустить в новогоднюю ночь.
«Гражданские» с чемоданами в руках выходили из каптерки и шли по казарме, сверкая улыбками и как-то по-особенному смотря по сторонам: приглашая порадоваться вместе с ними и одновременно обводя глазами стены, койки, табуреты, шинели на вешалке… Одни весело кричали оставшимся: «Вешайтесь», другие кивали на прощанье, третьи летели, никого не замечая.
Я мыл лестницу, когда сержант Войтов, мой командир, спускался по ней с чемоданом.
— Ну что? — остановился надо мной. Я, подняв голову, смотрел на него снизу.
— Прощай… брат. — Рука его шевельнулась в кармане пушистой шинели, но у меня руки были мокрые — и рукопожатия не произошло. — Давай, счастливо оставаться.
И он, обойдя стоящее на ступеньке ведро, начал спускаться дальше. Я смотрел ему вслед, и с тряпки в руке текла на лестницу грязная вода.
Все эти дни мы, весенний призыв, или короче Май-83, ждали прибытия «осенников». Их ждали со дня на день, ждали с какой-то трепетной, подталкивающей время от времени радостью.
И вот они.
Только что с учебки. Вот они, стоят, не шелохнутся; напряженным таким строем застыли они на левом фланге. Сейчас их раскидают по взводам… Если в наш взвод попадет человек семь или хотя бы шесть, нет, лучше семь, то я стану во вторую шеренгу. Я займу нижнюю койку. Я больше не возьму тряпку, я…
— Палихин, Дисгачев, Уртабаев, Еремин — первый взвод, — медленно читает Вайсбард. — Иванцов, Хабибулин, Остапенко…
Еще… еще… еще!..
Девять новобранцев прошли с левого фланга к нашему взводу. Взвод зашевелился, впуская их в себя.
Я сделал шаг назад!
Перед глазами — затылок. Сквозь отрастающие волосы просвечивает розовая кожа, и — розовые уши с пушком по краям.
Кто-то из второй — нашей! — шеренги уже дергал новоприбывших за новенькие ремни, слышится шепот:
«У-уу! А ну, подтяни!» Стоящий рядом Замятин, отслуживший полтора года, носком сапога стукнул стоящего впереди по ноге:
— Сколько тебе служить?
— Два года, — не поворачивая головы, прошептал тот.
— Что?! Сколько, сколько?!
— Два года.
— Да ты что! Шутишь? Может, я ослышался по старости, повтори.
— Два года.
— Ой-е-ей! Милый ты мой… Да как же это ты…
— Вольно! — командует замполит.
Правая нога впередистоящего чуть дрогнула — и тут же замятинский сапог стукнул по ней опять:
— Смирно, чека!
— Ведь команда «вольно» была, — шепотом возмущается тот.
— Тебе «вольно» еще до-олго не будет. Понял-да?
Вайсбард достал из кармана кителя платок, неторопливо, с удовольствием высморкался. Крякнул даже.
И заговорил:
— Довожу до вашего сведения, господа старослужащие… Или, как правильно — старики? Ну так вот, мои дорогие, семнадцать военнослужащих из нашего полка были в этом году отданы под суд. Из них пятнадцать — за неуставные отношения… Там, на правом фланге! Что за шум?.. Так, на чем я остановился?.. Да, прошу учесть, что только двое из этих пятнадцати попали в дисциплинарный батальон. Все остальные отбывают наказание в колонии общего и усиленного режима. А в колонии… — Вайсбард опять высморкался, аккуратно сложил платок. — А в колонии, вы и сами прекрасно знаете, какое отношение к бывшим охранникам. Нехорошее, прямо скажем…
— Каждый день слышим! — выкрикнул кто-то. — Дембель давай!
— Разговорчики! Когда туда попадете, поздно будет. Так теперь о главном. То есть о несении боевой службы нашими доблестными конвойниками. Как вы говорите — конвойные волки?..
Замполит стал говорить о бдительности, о попытках побега на других зонах: в Казахстане, Сибири, Молдавии… Сказал, что один из тех семнадцати судился за допущение побега, уснул на посту…
— Отбой будет?! — крикнули опять.
— Двенадцать часов уже!
— Завтра на вышке спать буду!
— Кто кричал? — тихо спросил замполит. В это время закричал дневальный:
— Батальон…
Комбат уже входил и делал знак рукой: отставить.
— Почему люди не спят? — перебивая доклад замполита, прохрипел он.
— Дело в том, что мне необходимо было кое-что довести до сведения военнослужащих, — произнес Вайсбард. И поджал тонкие губы. — Моя обязанность…
— Дополнительный паек на жилую зону отправили?
— Э-э… Я сейчас выясню у дежурного. Дежурный!