Освещая подвал фонариками, мы иногда заглядываем туда, пытаемся заговорить, кто как может. Угощаем детей. Даем, что у кого есть в кармане или в вещмешке, — кусок хлеба, сахар, колбасу из железной банки.
Убедившись, что у нас нет ни рогов, ни клыков, немцы принимают угощение, говорят «данке», а некоторые даже умудряются произнести — «шпасиба». Но чаще всего повторяют: «Гитлер капут!»
Это хорошо. Но сколько потребовалось нашим солдатам прошагать по взорванной земле, чтобы услышать, наконец, эти слова! Сколько дней и ночей шагал ты, солдат, сюда от стен Москвы, на месте которой Гитлер обещал оставить развалины.
Мы гнали врага от самых ворот родной столицы и непоколебимо верили: будет и на нашей улице праздник! И вот он, порог Победы, уже рядом...
— Завтра в Москве первомайский парад, без зениток, без аэростатов, без светомаскировки, — говорит москвич Миша Ниловский.
— А мы устроим фашистам первомайский фейерверк здесь! — отвечает его земляк, водитель Переслегин.
Наши разговоры прерываются артобстрелом вперемежку с пулеметными очередями... Голос наблюдателя:
— Воздух! Слева сзади — десант!
Задираем головы. Действительно, сзади, слева от фронта батареи, опускаются парашютисты.
— Батарея, внимание! Всем занять оборону за восточной стеной нашего дома. Открыть из окон огонь по парашютистам. Первой огневой группе занять оборону по западной стене на случай обхода с тыла. — Последние слова моей команды тонут в автоматных очередях батарейцев.
Все парашютисты — сколько их, сосчитать трудно, потому что уже довольно темно, — приземлились, стрельба затихает.
Ждем атаки, но ее нет. Усиливаем охранение.
— Наверно, мы их всех расстреляли в воздухе, — говорит кто-то.
— Ну, конечно, такой снайпер, как ты, и в темноте попадет в правый глаз. Просто они удрали...
На рассвете, несмотря на частые артиллерийские и пулеметные обстрелы нашей огневой позиции, все работы по подготовке залпа закончены благополучно, никто не убит, не ранен. Пульт управления огнем лейтенант Трифилов, электротехник батареи, расположил в «нашем» доме. Батарея к залпу готова. Теперь можно осмотреть окрестности огневой позиции, пока поступит команда «Огоны!». Ее ждет у пульта Трифилов.
— Сюда, ребята, нашел! — крикнул кто-то весело.
— Что нашел?
— Подстреленного тобою парашютиста!
Все сбежались и... покатились со смеху. На груде кирпича валялась кукла из плотного, похожего на брезент шелка, а к стропам прицеплен ящик с пушечными снарядами — унитарными патронами. Таких «парашютистов» оказалось много. «Парашютисты» и некоторые ящики были продырявлены пулями. Ясно! Немцы пытались сбросить боеприпасы окруженному берлинскому гарнизону, но не рассчитали.
А команды «Огонь!» еще нет. Все собрались в укрытии. Делимся впечатлениями ночи. Гадаем, когда и как закончится война, какой будет мирная жизнь.
— Я думаю, что в честь победы у нас будет установлен большой ежегодный праздник, — размышляет вслух шофер Мычкин.
— Это можно, — отвечает его коллега, шофер Турбаев. — А я думаю, когда наступит мир, все мы будем строителями: пилой, топором, лопатой работать научились здорово. Одних землянок сколько вырыли...
— Вот ахнет сейчас снаряд и построит тебе дом под этими кирпичами, — замечает кто-то.
— Возможно, — без возражений соглашается Турбаев. — Обидно, конечно, погибнуть за пять минут до победы. И погибнут еще многие, без этого ведь победы не будет.
— Да, так надо...
Подается команда:
— Внимание! Приготовиться!
Сколько раз за годы войны приходилось нам слышать эту команду. Можно, кажется, привыкнуть. Но нет, всякий раз вздрагиваешь и напрягаешься в ожидании короткой, всего из пяти букв команды.
У пульта — командир батареи, командир взвода молодой лейтенант Шедрин, лейтенант Трифилов. Младшие электрики готовы в любую минуту выскочить, чтобы соединить жилы кабеля, который может перебить разрыв вражеского снаряда. Рука Трифилова — на рукоятке прибора.
— Огонь!
Оборот рукоятки — и первые двенадцать «головастиков», ослепляя огненными шлейфами, издав оглушительный рев, подняв под собою облако пыли и мелкого щебня, летят в цель. Еще оборот... Еще и еще...
Дальность небольшая, и работу снарядов мы видим и слышим. В дыму разрывов взлетают какие-то предметы. Пылает несколько черно-дымных факелов. Это горят «тигры».
Залп немцы, конечно, засекли и обрушили на «наш» дом огонь из пулеметов и артиллерии. Но наружные разрывы нам не страшны, а прямого попадания, к счастью, нет, все гвардейцы целы.
...Оказалось, что это был последний для нашей батареи залп!
Утром 2 мая пронеслось радостное: «Берлин капитулировал!» Хотя это еще не Победа, но уже победа. Гвардейцы пускают в небо длинные очереди из автоматов, палят из карабинов и пистолетов, угощают друг друга тумаками, обнимаются так, что трещат ребра.