— Ну, она у тебя из городских! Это наши не откажутся после баньки!
— Так ладно бы вино, пиво не нюхает. Тут не в том дело, где родилась. От прежнего мужа натерпелась горя. Как мне участковый рассказал, столько воды в колодце нет, сколько она слез пролила и колотушек выдержала от него.
— Нет его рядом с вами! И хорошо! Пацан Наташки, я это сам видел, в комок сжимается при всяком пьяном крике, старается убежать, спрятаться, даже в деревне, где его никто не обидит. Та больная память годами с ним жить будет, до самой старости, как наказание.
— Нет, Женька! Не дам. Забудет он. Ведь еще ребенок!
— Дитя. А во сне плачет и мать зовет. Сам слышал, когда приезжал в деревню. Вместе на печке спали. Это его отец постарался. Ты там не перегни, слышь? Он хоть и чужой по крови, но совсем пацан…
…Герасим ворочается на сене. Ведь вот думал отдохнуть, выспаться, как когда-то, давным-давно. Но не получается. Сон оставил, веки хоть на прищепки возьми. Мужик поправляет подушку под головой.
— Что это? — Он услышал тихий, но отчетливый стук в окно дома.
«Нет, не показалось, Снова стучат. Кто бы это мог быть? Кому кто понадобился? Может, Катька меня ищет? Нет, сама не придет, не насмелится. К матери какой-нибудь старик? Такое и вовсе исключено!» Спешно, но неслышно спустился по лестнице вниз и, едва выглянул из-за угла, увидел, как из открывшегося окна во двор с кошачьим проворством вылез Борька. В двух шагах от него стояла девчонка.
«Ну и разбойник! Усы еще не пробились, а он уже с девками по ночам встречается! Скороспелки, гуды их…» Хотел вернуться, но услышал недовольный голос пасынка, приостановился.
— Чего приперлась в такое время?
— А Толика отец выпорол из-за тебя! В сарае на лавке вожжами уделал. Весь в крови, весь ободранный, голосит на целый двор.
— Я при чем? — буркнул Борька.
— Как это при чем? Ты ж с Толяном на деньги в карты играл. А где он их взял, как не у отца? А у того всякая копейка посчитана. Вот и взял Толяна за душу. Сначала тряхнул. Братуха молчал, не сознавался. Тогда отец въехал ему кулаком в ухо. Он взвыл, но не признался. Тятька сгреб его за портки и уволок в сарай. Толян смыться норовил, но не получилось. Папка привязал к лавке, сорвал всю одежу и как дал! Толику дышать стало нечем. Но молчал. Тогда тятька озверел и стал лупить со всей силы. У брата шкура на спине и жопе сразу треснула, на вожжи налипла клоками. И я не смогла стерпеть. Знаешь, что папка говорит? «Запорю насмерть, чем терпеть сына-вора!» И убил бы, если б я в руку ему не вцепилась зубами. Жалко стало Толика. Рассказала отцу, что брат деньги не себе, а тебе украл, потому как проиграл их. Тятька аж взвыл, пообещал тебя в куски порвать. А если твои мешать станут, спалит избу. Понял?
— Дура ты, Ксюха! Я что, силой заставил играть в карты? Сам сел!
— Если б тебе так попало, как Толику…
— Мне еще как влетало! Никого не высветил. А он не мужик, слабак! Зачем тебе растрепался? Ты же баба! А у тебя язык из жопы растет!
— Короче, если не отдашь деньги, тятька тебя на вожжи намотает! Понял?
— Руки коротки! И не таких, как он, видели. Не боюсь я его! Плевал на всех вас! Не ходи сюда больше! Не нужна дура! Пошла вон! Сумел твой Толик проиграть, пусть теперь жопой рассчитывается! — напирал Борис, девчонка пятилась к калитке с угрозами:
— Я уйду! Зачем мне с таким говном дружить? Наши деревенские в сто раз лучше!
— Заткнись! Я тебе конфеты покупал за те, что выиграл. А где б иначе взял? У своей бабки для тебя? Много захотела! Вот пусть и разбирается твой отец, кому те деньги пошли. Не я их схавал! И вместе с Толькиной твою жопу надерет!
Девчонка кинулась к Борьке с кулаками. Но в это время из-за дома вышел Герасим. Он был чернее тучи. Быстро ухватил за шкирки Ксюшку и Борьку, сказал тихо, зло:
— А ну, угомонись, змеюшник! Чтоб не слыхал вашей вони! Так сколько тебе проиграл Толян? — спросил пасынка, тот молчал.
— Семьдесят два рубля! — проверещала Ксюха.
— Отдай немедля! Слышь, гнида? Живо! Я жду! — Отбросил мальчишку к крыльцу и встал, нахмурившись, во весь рост.
— А ты не приказывай! Кто ты для меня? Сельский чмо! Козел! И отвалите все! Не хочу никого знать и видеть! Деловые кругом! Идите все в задницу!
Вскочил в дом и вскоре вылетел оттуда одетый, с рюкзаком на плече.
— Смотри! Чтоб в наш дом больше ни ногой! Не пущу отморозка! — бросил через плечо Герасиму и мигом оказался на дороге. Он шел к остановке — с минуты на минуту должен был уйти в город автобус.
Герасим отдал девчонке деньги и попросил ее:
— Ты, Ксюшка, не обижайся на Борьку. Он пока не все понимает. В городе многие пацаны играют на деньги, но я его отучу.
— Как? Он же вам чужой?
— Не обращай внимания на сказанное в зле. Пока Борька доедет до города — все обдумает. Он неплохой мальчишка.
— Козел он! Говно! — Девчонка сунула деньги в карман и побежала домой без оглядки, боясь, чтобы Герасим не догнал и не отнял даденное. А через полчаса у калитки появился отец. Он хотел позвать Степановну, но увидел Герасима, курившего на крыльце. Прошел через двор, сел рядом, поздоровавшись кивком головы, спросил:
— Где твой шельмец?
— В город смотался.
— Ну и гад он, ну и дерьмо! Ты с его матерью давно живешь?
— Прилично. Дело не в ней. Она сама с ним извелась. Ну да ладно. Возьму в руки, если получится. Мне деваться некуда! — вздохнул Герасим тяжело.
— Был бы он свой, все проще! Крути хоть в бараний рог, покуда дурь не вышибешь. Чужого попробуй хоть пальцем тронуть…
— Еще как вломлю! Башку на задницу сверну, а дурь вышибу! — пообещал Герасим.
— Пойми, не столь деньги важны, сколько то, что мой змееныш пошел на такое — с дому поволок. А коль в привычку врежется у своих воровать, что с него вырастет? Иль думаешь, мне не жаль своего мальца? Еще как! Вон весь в крови и в говне валяется в сарае! По ухи отделался. Плакать и дышать нечем. Ан зарастет все, зато память останется. Не станет красть и играть на деньги.
— Коль уродился горбатым, ничем не выпрямишь, — не согласился Герасим. — Я своего так тыздил! А толку ни хрена…
— Оттого что не родной!
— Кинь! Нутро гнилое. Да ништяк, через колено обломаю.
— Если мамка дозволит.
— Куда денется? Ну скажи, чего гаду не хватало? Зачем на деньги играл?
— Ушлым пройдохой растет.
— Пока не поздно, возьму в руки.
— Дай Бог, чтоб получилось! Помоги тебе Бог! — Загасил сигарету и, попрощавшись за руку, вышел со двора.
— А где Бориска? — вышла из дома мать и, оглядевшись, с удивлением смотрела на сына.
— В город уехал.
— Как так, почему не сказавшись? Что стряслось промеж вас?
Когда Герасим рассказал о случившемся, женщина руками всплеснула:
— Это как же такое озорство в голову ему ударило? Один поехал, сам, да еще с дерзостью, экий нахальный малец!
— Не первый раз за ним такое. У меня он тоже деньги крал. Быстро хватился. Наказал. Да, вишь, ненадолго хватило! Теперь матери натреплется. Правду не скажет.
— Поезжай, Гера! Наладь в семье. Я поняла. Как- нибудь потом приедешь, — загрустила мать.
Герасим приехал в город уже вечером. Наталья еще не вернулась с работы. Борьки дома не было. Он даже не зашел, вернувшись из деревни.
«Где его может носить? — думал Герасим. — Может у крутых?»
Набрал номер Сашки. Тот сразу поднял трубку.
— Герка, привет! Своего шмонаешь? — рассмеялся громко. — Здесь он! У меня канает. Говорил, что ты ему накостылял и выпер из деревни. А вот за что, не колется!
Герасим рассказал крутому все и попросил, чтоб тот привез Борьку.
— Я сам с ним разберусь! Не хочется, чтобы он от тебя к бомжам свернул. Там его папаша! Он не станет слушать, за что получил поганец, а припрется сюда со сворой таких же гадов, чтоб за сына поскандалить. Тому только на руку отвлечь внимание от шкоды.