— Как ты, хозяин? Справишься с ним, поверишь? Иль забираю его? Но уже из милиции вам его не отдадут…
Герасим смотрел на Борьку. Пацан стоял, вобрав голову в плечи, и ждал, что скажет отчим.
— Оставь! В последний раз! Больше за него просить не стану! — сказал отчим.
— Пиши заявление, что берешь на поруки. Но знай, при первом же проколе и с тебя спросится. Надоел нам этот Борька! Хватит с нас! На чем его не ловили? Тогда одна отговорка имелась — мать работает, пацан без присмотра. Теперь ты есть — отчим, а положение не изменилось. Сколько можно прощать?
— Я прошу в последний раз! — хмурился Герасим.
— Сколько этих последних я слышал? Со счету сбился. А люди — ваши соседи — защиты просят от гаденыша! Да и тебе с ним не справиться, был бы родной, через колено взять можно. Борьку уже не переломить. Сам свихнешься. Его судьба — дышать в тюрьме на шконке до конца жизни. Пропащий пацан, конченый.
— Оставь! Все ж человек! Попробую еще раз…
— Ладно. Но до первого заявления. Тогда и разговаривать не стану. Замету в камеру, а там с ним суд разберется. — Собрался уйти участковый и словно что-то вспомнил. — Кстати! Чем думаешь заняться? — спросил Борьку. Вопрос застал врасплох. — Ты чего? Учиться иль работать пойдешь? Хотя кто тебя возьмет? Одиннадцать скоро. В такое время — только в школу. Малолетка для работы. Сколько классов закончил?
— Три, — сопнул пацан.
— Так вот, чтоб на следующей неделе учился! Дошло иль нет? Сам буду проверять посещаемость и успеваемость! И ты, Герасим, ремень из рук не выпускай. Нагонит одноклассников, если захочет. Способности есть, а желание через зад вобьем! Коли по-доброму не получится, что делать? — И пошел к калитке.
Борька с Герасимом вошли в дом. У мужика все из рук валилось. Какая там работа? Чуть беда не стряслась. Как нарочно, Натальи нет дома. На работе. А участковый без нее хотел забрать сына. Что сказала бы, вернувшись домой? Засыпала б упреками, утопила б в слезах, побежала б в милицию вытаскивать сына. — Борька сидел за столом нахохлившись.
— Скажи, это ты все специально подстроил?
— Что? — не понял мужик.
— Ну, эту комедию с участковым?
— Ты точно псих! Кому такое надо? Мы с ним до твоего прихода с час базарили. Ты смылся, он тут же возник. Я его как мог гасил, поначалу он кипел так, что, попадись ты ему, точно сгреб бы в ментовку, без разговоров.
Борька и вовсе помрачнел.
— А я в Суворовское училище хочу, — сказал глухо.
— В армейку с детства? Совсем сдвинулся! Ты хоть имеешь представление о том? Да и берут туда не всех, лишь тех, кто вовсе без родителей. У тебя оба живы… — А толку от того? — отмахнулся пацан.
— Негодяй! Это ты о матери? Да если б не она, давно бы сдох!
— У бомжей полно пацанвы, все живы. А вот родители, случается, убивают своих.
— Видно, достали до печенок, как ты умеешь…
— Я? Это меня все изводят. Я не хулиганю, только мщу! Но кто слушать станет? А легавому доказывать бесполезно.
— Тебе уже никто не верит, понимаешь? Исчерпал резерв. Мужику без того тяжко дышать. Ведь вот смотри, что случилось. Мент поверил мне, чужому, а тебе — нет! Потому как врешь часто, напропалую. Штаны позоришь, звание свое. И я ни одному твоему слову не верю.
— Ну и ладно!
— Тогда я звоню участковому, пусть забирает.
— А я ничего не утворил!
— С брехней не собираешься завязывать, а от нее все беды!
— Что толку говорить правду? Вот сказал честно — не хочу в школу, все равно заставил.
— Ты ж в училище собирался. Туда с тремя классами не возьмут.
— А зачем там знания? В армейке надо уметь хорошо стрелять и драться.
— Там техника! Самая новейшая! Ее всякий офицер должен знать и пользоваться.
— Какая техника? Суворовцы — это пехота!
— Во дремучий! Нынешние пехотные войска и прежние почти ничего общего меж собой не имеют. Те в сражения шли пешком. А сегодня как? Ты посмотри на их учения! Какое оружие, самоходки, а снаряжение? Нынешний пехотинец при желании самолет собьет. А ты говоришь, зачем им образование. Там с тремя классами только на кухне картошку чистить или в казарме прибирать! Да и в жизни, даже в зоне неграмотным очень тяжело приходится. В основном они чернорабочие. Мантулят, как негры, а получают гроши. Это всегда и везде было. Возьми даже нас, я и братья. Они сумели получить образование, работают на заводе мастерами. А я дураком остался!
— Вот это ты даешь! Семью нашу кормишь и тем инженерам помогаешь, приработок получают. И еще ты дурак? Им своего заработка и на жратву не хватило бы!
— Им достаточно, но семьи! И ведь у тебя когда-то будет. О том уже нынче думать надо.
— А я не хочу бабу и не женюсь никогда!
— Все мальчишки так говорят. Но, становясь парнями, меняют мнение. Посмотрим, что скажешь через пять лет, а то и раньше. Уже сегодня какую-то Ленку зацепил.
— Я не собираюсь на ней жениться, да и ни на ком!
— Это пока… Рано еще тебе. Да и не посмотрят на неграмотного. Таких сторонятся.
— Ты меня не уговаривай. Хочу или нет, придется в школу хилять. Иначе мент зашьет в мусориловку. Он предупредил заранее… Уж и не знаю, сколько выдержу, — пролепетал грустно.
— А ты влюбись!
— Зачем?
— Так легче учиться будет. Смысл появится, — посоветовал Герасим. И, переодевшись, пошел за дом, где под навесом стоял его круг.
Вскоре к нему подошел Борис. Сел рядом, искоса наблюдал за работой отчима.
Герасим делал кувшин. Старательно придавал ему форму, он рождался прямо в руках.
— Скажи, а ты любил в школе кого-нибудь? — спросил Борька.
— Да, уже в седьмом, когда она от меня за другую парту пересела. Пока была рядом, не видел и не замечал. А не стало, вроде как любимый окурок потерял. Но потом прошло. Зато братья со своими с самого детсада вместе. И тоже часто дрались, ругались, особо Аленка с Женькой. Друг другу наставят синяков с шишками и ходят счастливые. Он ее еще за день до росписи только мартышкой звал. Когда он мне сказал, что женится на Аленке, я даже не поверил.
— А его жена, кроме школы, училась еще?
— И Аленка, и Дарья сельхозинститут закончили. Агроном и ветврач. Только работают теперь в лабораториях научными сотрудниками. Дашка даже какую-то степень имеет. О ней часто в газетах пишут. Называют светилой науки. Аленка понезаметнее. Но ты посмотри, у нее дома среди зимы помидоры и огурцы зреют в теплице. И клубника свежая к каждому Новому году! А ведь простые деревенские девахи! Зато приди в дом! Всегда чисто, сытно, уютно и спокойно. В сарае Аленкина живность на все голоса пищит. У нее куры даже зимой несутся. А в теплицу Дарьи войди — не верится, что на дворе лютая зима. Они на своем участке возле дома имеют все и ничего не возят из деревни, кроме молока. Потому что нет в городе сенокоса, негде взять траву, а то бы и корову завели. Я их тоже еще с детства знал. Хозяйственными росли, умелыми и умными. Потому и в семьях лад. Умеют выслушать, уступить, понимают шутку, а главное — никогда не скандалят по мелочи, не ревнуют без причин и повода к первой встречной, не позорят своих мужей и себя грязными подозрениями.
— Во повезло им! Считай, с детства друг в дружку влюбились! — удивился Борька.
— Не знаю, как у них сладилось, но только оба поженились после институтов. Их на тот завод по распределению послали. Они и до сих пор там. И жены их не бегают с места на место. Однолюбы все, как один.
— А разве это плохо, когда мальчишку две девчонки любят?
— Тут кому как повезет. У нас один служил в Афгане. Так ему всякий раз по мешку писем приходило. Отвечать на все не успевал. Думали, что все от девок. А оказалось, он был детдомовцем. И даже влюбиться не успел, война помешала, а потом вовсе жизнь отняла. На все те письма мы ответили. Сообщили, — посуровел Герасим. Словно вспомнив, спросил: — А кто эти две, о каких говорил? Может, знаю?
— Ага! Деревенские они тоже. Ксюшка и Нинка!
— Ну что сказать? Ксюшка деловая! С отцом в город часто приезжает. Молоко, сметану, творог, масло, яйца привозят. Торговать девка умеет и копейку в руках держит цепко. На огороде и в доме управляется. Отец хвалился, что купил ей машину швейную, и Ксюха ему уже гору рубашек сшила. Нинка попроще, она боится людных мест. Все с бабкой на кухне стряпать учится. Без ее бабки ни одна свадьба в деревне не прошла, везде она помогала, и Нинка тоже. Вязать научилась. А вот с любовью, мне кажется, рановато им. Слишком мелкие. Еще бы лет пять.