Однако этот оптимизм сдерживался моим знанием о противнике, с которым я познакомился. Взяв вместе вьетконговцев и северовьетнамцев, южновьетнамцы ухватили тигра за хвост. Правда, страшный Вьетконг был деморализован, не укомплектован и терял в численности. К 1972 году расцвет Вьетконга закончился. Военные истории, которые я слышал в Форт-Беннинге о страшном батальоне Фу Лой и непобедимом полку Куиет Тханг («Решимость победить»), теперь были просто историями об ушедшей эпохе. Простая правда заключалась в том, что южновьетнамское коммунистическое движение — южный костяк революции — так и не оправилось от кровавой бойни в ходе Тетского наступления 1968 года. С тех пор тяжело раненные южные вьетконговцы подвергались неустанным атакам со стороны все более грозных южновьетнамских военных. И антикоммунистический крестовый поход правительства как никогда поддерживался населением, многие представители которого были возмущены осквернением коммунистами священного праздника и последовавшими за этим массовыми разрушениями. Программа умиротворения начала вступать в свои права, а кампания «Феникс» сделала роль тайных вьетконговцев слишком опасной для рядового крестьянина. Рейды 1970 г. в Камбоджу оказались разрушительными как с точки зрения снабжения и тылового обеспечения, так и с психологической точки зрения. К середине 1970 года в центре «Тиеу Хой» провинции Хаунгиа было не протолкнуться: деморализованные вьетконговцы прыгали друг на друга в порыве «вернуться в народ». Подобное явление происходило в провинции за провинцией по всему Вьетнаму. Вьетконг — настоящие южновьетнамские коммунисты — был покалечен. Но все это касалось хвоста, а что насчет тигра?
Тигром, конечно же, была Народная вьетнамская армия — НВА. Созревание южновьетнамских вооруженных сил обнадеживало, но нельзя было избежать грызущего беспокойства по поводу ситуации, сложившейся в 1972 году. Грубо говоря, я покинул Вьетнам, уважая противника не меньше, если не больше, чем южновьетнамцев. Просто нельзя было не восхищаться стойкостью, агрессивностью и храбростью как северовьетнамских солдат, так и тех немногих южан, которые сражались на их стороне. Бойцы трех северовьетнамских полков, атаковавших нас в Хаунгиа, знали, что их численность значительно меньше, что у них нет поддержки с воздуха, нет артиллерии, нет бронетехники, нет шансов на быструю медицинскую эвакуацию в случае ранения. Но они шли, неся чудовищные потери, и сражаясь с непоколебимой решимостью и дисциплиной. Не то чтобы ханойские войска обладали монополией на храбрость — я видел слишком много всего, чтобы поверить в это, — но то, что До Ван Лань из армии Зиапа смог проделать более чем стодневный марш к южному фронту, а затем также хорошо сражаться, потрясало. Если я восхищался южновьетнамским солдатом за его готовность защищать несовершенную систему, то мое сердце было отдано северовьетнамскому бойцу за те тяготы и лишения, которые, как я знал, он испытывал ежедневно. Нравится нам это или нет, но ханойские лидеры проделали впечатляющую работу по убеждению северовьетнамского населения в священной миссии спасения своих южных собратьев из лап империализма. Когда я размышлял о политических и военных реалиях, с которыми мне довелось столкнуться в провинции Хаунгиа, этот факт был самым отрезвляющим из всех.
А если судить по военной технике, которую я видел на поле боя, то решительно настроенное правительство Ханоя получало постоянную и обильную поддержку от своих союзников-коммунистов. Несмотря на то, что первая попытка комбинированного наступления армии Северного Вьетнама оказалась несколько неуклюжей и дорогостоящей, масштабы наступления Нгуен Хюэ являлись предвестием грядущих событий. В следующий раз — а все, кто понимал ханойских коммунистов, знали, что следующий раз обязательно наступит, — наступление должно было быть масштабным и решительным.
«Трудно предсказать, — писал я брату, — сколько времени пройдет до следующего раунда, но одно ясно уже сейчас. Северовьетнамцам очень нужна передышка. Просто невозможно представить себе, что они могут задействовать практически всю свою армию, нести такие потери в людях и технике, как сейчас, и не нуждаться в передышке». В это время в Париже проходила встреча доктора Киссинджера и Ле Дык Тхо, и ходили слухи о скором прекращении огня. Это был год выборов, и я почти не сомневался, что администрация предпочтет к осени договориться с Ханоем. Из разговоров с моими вьетнамскими друзьями я знал, что они относятся к перспективе прекращения огня со смешанными чувствами. Не было сомнений, что подавляющее большинство населения Южного Вьетнама уже давно устало от страданий и кровопускания. Люди устали от войны, которая никак не утихала. И крестьяне, и горожане жаждали прекращения страданий, которые порождал каждый новый виток насилия. В последний месяц моего пребывания в Хаунгиа не проходило и дня, чтобы мне не приходилось отвечать на вопросы о вероятном прекращении огня.