Моим первым знакомством с документами Вьетконга было донесение о ситуации в общине Хьепхоа. Оно представляло собой подробный отчет о состоянии революции в общине и изображал народ как все более возмущенный «темными планами» сайгонского правительства. Страница за страницей статистические данные описывали «революционный дух» жителей деревни. В статистику входили данные о посещаемости пропагандистских собраний; количество семей, заплативших налог на рис; численность правительственных солдат, которых в этом месяце призвали противостоять начальству; сколько семей заплатило налог на скот; сколько семей помогло установить пропагандистские знаки. Все эти категории охватывались как в этом отчете, так и практически во всех других подобных, и для новичка чтение таких документов вселяло тревогу. Но вскоре я осознал, что понять истинный смысл такой риторики можно только тогда, когда ты начнешь вникать в положение местного крестьянства между двумя сторонами конфликта. И в этом смысле очень важно было понять одно ключевое понятие — значение слова «поддержка».
Хай Тюа решил назвать 80 процентов жителей Хьепхоа членами религии «П», приспособленцами, что являлось его способом описать аполитичные настроения своих соседей. Другими словами, подавляющее большинство жителей уезда были вполне способны поддержать ту сторону, которая, как казалось, побеждала в военно-политической борьбе. Поэтому, как отметил Тюа, когда позиции французов в общине стали ослабевать, поддержка вьетминцев резко возросла. Аналогичным образом, на закате режима Зьема многие жители общины Хьепхоа сочли удобным переметнуться на сторону Вьетконга. Вьетнамские сельские жители стали играть роль политического хамелеона. Поэтому бóльшая часть статистических данных о поддержке, которые появлялись в документах правительства и Вьетконга, на самом деле были не более чем бессмысленным перечислением действий, предпринятых крестьянством в угоду обеим сторонам. Обе стороны могли претендовать на широкую поддержку населения в сельской местности, основанную на действиях самого гибкого в мире крестьянства.
При таких обстоятельствах неудивительно, что мы, американцы, часто были озадачены событиями, которые разворачивались вокруг нас. Непонимание американцами смысла поведения крестьянства создавало значительные трудности во время войны. Например, было аксиомой, что сельские жители являются «сочувствующими ВК», если они пассивно стояли в стороне, когда американские или южновьетнамские войска входили в заминированный район. В одном печально известном кадре телехроники даже показано, как американский морпех поджигает дом крестьянина, потому что из деревни велся снайперский огонь противника. В тот единственный раз, когда американское пехотное подразделение действовало в Дыкхюэ во время моей командировки, майору Эби с трудом удалось убедить его командира, что он просто не может «разносить» одну из наших деревень, если его подразделение попадет под снайперский огонь с этого места. Общепринятым предположением, конечно, было то, что люди, которые разрешали стрелкам использовать свои дома или «не знали» о действиях Вьетконга в своей деревне, непременно были либо коммунистами, либо им сочувствующими. Такая логическая связь имела смысл для тысяч молодых американцев, которые изо всех сил старались отслужить двенадцатимесячную службу и вернуться домой целыми и невредимыми. Большинство из них никак не могло понять, что повсеместный отказ вьетнамского крестьянства участвовать в войне, которая бушевала вокруг них, на самом деле свидетельствовал об организационной эффективности Вьетконга. Коммунистический аппарат распространялся вплоть до уровня отдельных деревень и давал революции рычаги влияния, которые были так важны для ее выживания.