За несколько недель до моего приезда майор Эби поручил Фитю заняться проектом Танми. С неохотного согласия майора Нгиема (который ни единому перебежчику не доверял), Фить составлял письма своим бывшим товарищам и передавал их через их семьи в общине Танми. Фить был фактически неграмотным, поэтому ему приходилось диктовать свои мысли одному из переводчиков группы, бывшему журналисту сержанту Чунгу, который затем и составлял письма. В этих посланиях Фить заверял своих старых друзей, что с ним хорошо обращаются, и призывал их «вернуться в республику», вернуться к нормальной жизни со своими семьями.
Фить и сержант Чунг посещали Танми несколько раз в неделю, чтобы доставить письма семьям вьетконговцев. Во время этих визитов они делали все возможное, чтобы убедить вьетконговских женщин помочь «спасти» своих мужей. После короткой поездки («Не оставайтесь в общине слишком долго!») двое мужчин возвращались в Дыкхюэ, где Фить сразу же погружался в ба си де (вьетнамский рисовый виски), а Чунг докладывал майору Эби о результатах дневной операции.
Одним из первых шагов майора по моему прибытию было представление меня Фитю и Чунгу как их нового начальника. Эби в то время подчеркнул, насколько важно, чтобы усилия Фитя привели хотя бы к одному перебежчику из Танми. Такой перелом порадовал бы полковника Вайсингера и дал бы нам дополнительные рычаги влияния в самой общине. Майор Эби не уставал напоминать мне, что по Танми он ожидает результатов.
Поначалу мне хотелось лишить Фитя алкоголя, так как он казался вечно пьяным. Сержант Чунг посоветовал этого не делать и заверил меня, что Фить достаточно дисциплинирован, чтобы трезветь перед каждой вылазкой в Танми. Со слов сержанта, сотрудничество Фитя в проекте было трудно удержать, и лишение его любимого рисового виски могло означать конец наших усилий. Поскольку меньше всего мне хотелось ставить под угрозу свой новый проект, я с неохотой отказался от этой темы.
Я также узнал, что потребности моего нового оперативного сотрудника выходят за рамки только алкоголя. Фитя нужно было регулярно снабжать американскими сигаретами, кормить в нашей столовой и еженедельно выделять субсидии его денежному потоку — особенно после того, как наши переводчики заманивали его на одну из своих ночных карточных игр. Таким образом, мое первое впечатление о г-не Фите было не очень положительным. Как бы я ни старался, я не мог представить его в роли боевого лидера вьетконговцев. Однако позже мне пришлось изменить свое мнение.
Фить и Чунг не теряли времени даром, рассказывая мне о своих разочарованиях, постигавших их при попытке убедить вьетконговцев из общины Танми перейти на сторону правительства. Чунг показал мне копии писем, которые они отправляли, и объяснил, что ни одна из вьетконговских женщин не признается, что видела своих мужей в течение нескольких месяцев или даже лет. Вместо этого они настаивали, что «он уехал в Камбоджу в 1967 году» или «он погиб от авиаудара во время Тет 1968 года». Фить, конечно, знал ситуацию лучше. В большинстве случаев он даже разговаривал с адресатами писем непосредственно перед митингом. Одна незабываемая молодая жена постоянно, с блеском в глазах, утверждала, что не видела своего мужа уже два года, хотя была на шестом месяце беременности и с девятимесячным сыном на груди. Во время всех визитов схема была одна и та же, и женщины никогда не отказывались от писем. Фить был уверен, что адресаты действительно читают его слова.
Сержант Чунг с самого начала был недоволен этим проектом. Он просто не верил, что кто-то из революционеров общины Танми прислушался к призыву Фитя, и считал повторные поездки в тамошние деревни бесполезными и рискованными. Чунг открыто заявил мне, что у него нет желания становиться целью вьетконговской засады во время выполнения заданий по доставке писем в Танми. Когда я спросил его, что нужно сделать, чтобы развеять его опасения, Чунг улыбнулся и в типично завуалированной вьетнамской манере объяснил, что того, что требуется, нет в наличии. Я ответил с типично американской прямотой, настаивая на том, чтобы он согласился со мной и предоставил мне беспокоиться о наличии ресурсов. Его ответ я буду помнить всегда как свой первый урок динамики проблемы «советник — подсоветный», которая так мучила нас, когда мы пытались помочь вьетнамцам.