К середине апреля Ханой ввел в наступление тринадцать дивизий. Северовьетнамские части захватили бóльшую часть провинции Куангчи на севере страны, а три полнокровные дивизии наступали на провинцию Биньлонг, расположенную в нескольких часах езды к северу от Сайгона. Северовьетнамцы окружили столицу провинции город Анлок и предприняли несколько танковых атак на город. Это был тактический и логистический триумф — коммунисты впервые применили бронетехнику на юге. В Анлоке советские зенитные ракеты SA-7 с тепловым наведением, выпускаемые пехотинцами НВА[32], в одночасье изменили правила применения вертолетов. Появление вражеских танков в непосредственной близости от Сайгона вызвало вспышку «танковой лихорадки» среди южновьетнамских войск повсюду, в том числе и в Хаунгиа (танковая лихорадка — это очень заразная болезнь, которая поражает рядового пехотинца на любом участке операции, где впервые появляется вражеская бронетехника. Ее основной симптом — склонность слышать, видеть и обонять танки повсюду, даже там, где их нет).
Западные журналисты быстро назвали атаки северовьетнамцев «Пасхальным наступлением» и предположили, что целью Ханоя является создание так называемого «третьего Вьетнама». Этот термин был придуман для обозначения стремления коммунистов контролировать значительную часть территории и населения Южного Вьетнама для использования в качестве козыря на переговорах. Достижение этой цели позволило бы Ханою утверждать, что «Временное революционное правительство» Вьетконга является легитимным (поскольку контролирует не только обширные территории, населенные лишь небольшими общинами).
Независимо от целей, северовьетнамское наступление вызывало у нас в Хаунгиа серьезную тревогу. Помимо того, что новые атаки повлияли на моральный дух наших коллег, они усилили предположения о том, что северовьетнамские подразделения, которые, как известно, базируются по ту сторону границы от провинции, могут выступить против наших ополченцев. Усугубляло ситуацию и то, что крайняя американская группа РЛС наземного наблюдения, созданная в Дыкхюэ, только что была свернута в рамках последнего заявления президента о выводе войск. Если бы северовьетнамцы хлынули из Камбоджи, нас бы об этом никто не предупредил.
До наступления в Куангчи и Анлок никто не задумывался о том, что наши ополченцы могут столкнуться с танками противника. Теперь же, когда в бой вступили сотни коммунистических танков, нам пришлось смириться с тем, что правила войны с небольшими подразделениями в провинции могут быть быстро нарушены. Одно дело, когда легковооруженные отряды ополчения полковника Тханя противостоят батальонам главных сил Вьетконга, — которые на самом деле были всего лишь легкой пехотой численностью с роту — и другое дело, когда роты и батальоны наших региональных сил столкнутся с полками и дивизиями северовьетнамцев, которые в начале войны хорошо показали себя в боях с американской армией. Силы вторжения Ханоя численностью в тринадцать дивизий прижали к земле почти все дивизии регулярной армии Южного Вьетнама, за исключением трех, отвечавших за охрану богатого рисом района дельты Меконга. Если бы северовьетнамцы нанесли удар по провинциям Хаунгиа и Тэйнинь — западным подступам к Сайгону, то им противостояла бы только одна регулярная дивизия, 25-я, и наши ополченцы. Поскольку 25-я дивизия была одной из наиболее слабых правительственных соединений и дислоцировалась в основном в провинции Тэйнинь, полковники Бартлетт и Тхань понимали, что оборона провинции Хаунгиа ляжет на плечи местных ребят из нашего ополчения.
Несмотря на то, что меня как офицера разведки больше интересовала обстановка у противника, чем состояние дружественных сил, я, тем не менее, имел свои представления о боевых возможностях наших ополченцев. При грамотном руководстве эти войска были настолько агрессивны и эффективны, насколько мог пожелать любой командир. Поэтому то, что полковник Тхань провел в 1971 году замену боевых командиров, пока, по словам полковника Бартлетта, «восемь самых боевых офицеров» не стали командовать восемью батальонами и группами региональных сил в Хаунгиа, я относил к числу наших сильных сторон. Я также считал большим плюсом для нашей стороны динамичное и агрессивное руководство самого полковника Тханя. О том, как он уходил от смерти, ходили легенды, и суеверные солдаты считали его неуязвимым для смерти и ранений. Однажды, весной 1971 года, Тхань беседовал с двумя американскими офицерами во время операции по зачистке территории в районе Чангбанг. Когда в нескольких метрах от них разорвалась граната B-40, оба американца погибли, но Тхань, на котором, в отличие от американцев, не было бронежилета, не получил ни единой царапины. Весть об этом случае быстро распространилась среди солдат и укрепила их веру в неуязвимость Тханя. Даже если допустить преувеличения, свойственные легенде, нам все равно действительно повезло, что у нас был такой командир, как полковник Тхань.