Когда полковник Маршалл узнал о действиях наших ополченцев против армии Северного Вьетнама, он одобрительно кивнул. Его вопросы о нашей провинции выдавали хорошо осведомленного и проницательного человека — совсем не то, что мы ожидали услышать от гостя, прибывшего из настолько далекого от Баочая места, как Вашингтон. Полковник явно выполнил домашнюю работу. В ходе беседы полковник Бартлетт упомянул, что у нас в руках находится добросовестный, готовый к сотрудничеству солдат НВА. Лицо полковника Маршалла загорелось интересом. Может ли он встретиться с пленным?
Когда мы с полковником Маршаллом вошли в дом, Лань лежал на диване и слушал вьетнамскую музыку. Я представил полковника как представителя нашего «министра обороны» — так северовьетнамцы называли должность своего генерала Зиапа. Весьма впечатленный, Лань робко улыбнулся и пожал руку. Если полковник Маршалл и был несколько ошарашен нашей нестандартной операцией (военнопленный НВА без охраны слушал музыку в комнате американского советника), то он ничем этого не выдал. Вместо этого он тепло пожал Ланю руку и попросил меня перевести, пока он задаст несколько вопросов. Лань не против ответить?
Следующие полчаса мы провели в обсуждении тяжелого стодневного пути Ланя в Южный Вьетнам и его переживаний до того дня, когда он попал в плен. Полковника особенно интересовала реакция Ланя на боевые действия на юге страны. Вьетнамец объяснил свое разочарование тем, что он обнаружил, попав в Южный Вьетнам. Политический офицер его подразделения перед первыми боями уверял бойцов, что марионеточные войска слабо мотивированы и при нападении освободителей будут бежать. Поначалу так и было. Первые атаки его подразделения были направлены против нескольких изолированных сторожевых постов в северной провинции Тэйнинь, на которых стояла 25-я дивизия АРВН, и эти операции увенчались легкими победами. Испуганные солдаты южновьетнамской армии сделали именно то, что от них ожидали — бо тай (бросили оружие и побежали). Но после этого 271-й полк потерпел ряд дорогостоящих поражений от сил ополчения Тэйниня и Хаунгиа. Эти поражения заставили Ланя и его товарищей задуматься. Если марионеточные войска были так плохо мотивированы, то почему они так хорошо сражались?
Полковник Маршалл очень жестко напирал на вопрос о мотивах отдельно взятого северовьетнамского солдата. Лань получал низкую зарплату, ему приходилось служить вдали от дома, практически не имея связи с семьей, он терпел удары бомбардировщиков B-52, малярийных комаров и плохое питание — и все же он храбро сражался. Только что на совещании полковник отметил, что в ходе недавних тяжелых боев мы взяли очень мало северовьетнамских пленных, а те немногие, кого мы захватили, все без исключения были ранеными. С какими факторами Лань связывал это явление?
Лань ответил без колебаний:
— Полковник должен понять, что средний северовьетнамский солдат убежден в справедливости нашего дела. Этот факт является основополагающим для всего остального. Он также должен помнить, что в каждом подразделении Народной армии есть некоторое количество людей, которые являются либо действующими членами партии Лао Донг (Трудовой, или Коммунистической), либо кандидатами в ее члены. Эти люди, пусть они и не всегда высокого ранга, обладают реальной властью, не зависящей от их звания и военной субординации. В моем подразделении было известно, что члены партии могут и будут докладывать офицеру-политработнику о плохой работе или плохом отношении. Поскольку никто не хотел запятнать свой послужной список, большинство моих товарищей старались работать хорошо, чтобы не попасть в поле зрения амбициозного партийца.
Но не стоит заблуждаться, полагая, что страх перед донесениями был причиной того, что мы сражались. Основные причины заключались в том, что мы верили в то, что делаем, и знали, что единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться снова увидеть свои дома и семьи, — это упорная борьба за выживание. Большинство из нас считало, что если мы будем выживать в каждом бою, то, возможно, война закончится и мы сможем вернуться домой. Таким образом, борьба за выживание была единственным вариантом действий, который, по нашему мнению, давал хоть какую-то надежду на возвращение к мирной жизни. Никто не рассматривал капитуляцию как разумный вариант. Мы верили предупреждениям наших офицеров о том, что пропуск в плен к противнику — это обман.