Двое правительственных солдат осторожно проползли по тщательно выметенному двору, пока не оказались под открытыми окнами дома. Внутри четверо вьетконговцев пили чай и вели тихую беседу, когда в их сторону полетели гранаты. Времени отреагировать не оставалось, и в результате вспышки двух взрывов карьера Нгуен Ван Ньяня оборвалась. Двое других боевиков также погибли, четвертый мужчина и женщина были тяжело ранены.
Я собирался в Танми, когда в Баочай пришло сообщение об успешном налете. У ворот сторожевого поста у дороги лежало тело убийцы Фитя, ожидая, когда его заберет кто-нибудь из родственников. Ньяня невозможно было перепутать — я видел его фотографию в деревне Фитя. Высокий, стройный и красивый, он обладал мягким взглядом, который не соответствовал его послужному списку наемного убийцы коммунистов. Сейчас его тело лежало, словно устремив взгляд в небо, правая сторона головы и туловище были испещрены десятками смертоносных осколков, на черной пижаме темнели пятна крови. Босые ноги были грубыми и мозолистыми, а врожденный дефект подтверждал его личность — Ньянь родился с девятью пальцами на ногах.
Офицер разведки ополчения с гордостью рассказывал, как его бойцы выслеживали добычу и наносили удар без предупреждения. Затем он показал мне блокнот, найденный на теле Ньяня. Целый раздел маленькой зеленой книжечки был посвящен отчетам о наблюдении за Фитем, Чунгом и мной. В течение нескольких месяцев, пока мы работали над проектом Танми, вьетконговец тщательно отслеживал наши перемещения в общине и за ее пределами. «18 мая, 9.30 утра — зеленый джип въехал в деревню Баоконг». «22 мая: зеленый джип, Фить, Чунг и американец в Баоконге и Лапдьене [деревня]». «28 мая: Фить и сержант во всех деревнях; Фить спит на сторожевом посту».
Информаторы Ньяня держали его в курсе наших действий — точно так же, как наши информаторы сообщали нам о его действиях. И хотя не было ничего удивительного в том, что наши противники в этой странной войне действовали так же, как и мы, чтение таких записей отрезвляло. Про себя я в очередной раз решил быть более осторожным в своих перемещениях по Хаунгиа.
*****
Сообщение оказалось вызовом. Полковник Маршалл, верный своему слову, рассказал о своей встрече с дружелюбным северовьетнамским пленным в Хаунгиа, и на следующий день я должен был привезти Ланя в офис бригадного генерала Джеймса Герберта. Найти офис было легко — он находился на втором этаже «Восточного Пентагона» — штаб-квартиры Командования американских войск в Сайгоне.
Я заставил вьетнамца надеть по этому случаю свою северовьетнамскую форму — это повышало его авторитет. На окраине Сайгона я объехал контрольно-пропускной пункт американских военных полицейских, промчавшись на своем зеленом полицейском джипе по левой полосе, затаив дыхание. У меня не было никаких документов на Ланя и никаких командировочных предписаний, которые могли бы удовлетворительно объяснить американскому военному полицейскому, что я делаю в Сайгоне в сопровождении пленного северовьетнамца. Мы подъехали к огромному желтому зданию, в котором располагался штаб Командования, и притормозили у поста охраны у ворот. Я снова затаил дыхание, но военный полицейский заметил мои черные капитанские планки, и отдав честь, пропустил нас через ворота с четким «Доброе утро, сэр». Он даже не взглянул второй раз на Ланя.
Пока мы парковали джип, и подходили к последнему заграждению — пешеходным воротам, у которых также стоял высокий полицейский — Лань таращился на впечатляющее здание. Нам повезло, полицейский тоже отдал честь, пропустив нас без вопросов. Видимо, наш личный состав в столице не распознал бы солдата НВА до тех пор, пока он не направил бы на них АК-47 и не открыл огонь.
Оказавшись внутри здания, мы прошли всего несколько шагов до кабинета генерала Герберта на втором этаже. Несколько с иголочки одетых штабных офицеров в коридоре уставились на нас, но никто не потрудился что-либо спросить. Небольшая табличка на двери кабинета генерала Герберта извещала о том, что сейчас мы войдем в кабинет заместителя начальника штаба по гражданским операциям и поддержке развития сельских районов (CORDS)[39]. Внутри мы оказались перед столом, за которым сидела настоящая американская женщина-секретарь. Бедная женщина выглядела бледной и болезненной, от нее разило духами, а ее нос — нос! — был, несомненно, ее самой выдающейся чертой. Таково было наследие восемнадцати месяцев, проведенных среди смуглых и нежных женщин сельского Вьетнама. На самом деле секретарша генерала была совсем недурна собой, просто это я слишком долго пробыл в Хаунгиа.