Я начал заходить в семьи и воровать объятия, светом выхватывал статуи из людей, собирал в подворотнях хоры, которые возникали из-за угла и могли неожиданно отпеть, пристальный взгляд начал выдавать маука, и тогда я использовал слизь как форму взаимодействия между людьми, я начал копиться в их головах, заволакивал сознания, разводил себя их слезами и пил себя; я маневрировал как злоумышленник, но всё, чего я хотел, имело определённую суть, у меня была идея, и я был защищён этим ориентиром, я был изолирован от собственного животного, я жил в этой оболочке из идеи, которую нельзя было выразить простыми словами, но можно было внятно осуществить, и для этого требовался свет, много света… и много людей. Я брал из них, но никто не воспротивился, никто не сказал: я буду жить, как решил, все они отдавали без боя.
Люди расзнали бога, но немного скучали по этим ощущениям веры, им нравилось видеть надежду, чудеса, и когда я уловил это, то дал им волю придумать меня – не на пустующем месте, но на том самом. И вот что получилось – маук как порождение их мыслей. Маук огромен, маук вездесущ, и если кто-то желает победить его, придётся начать со всех этих людей, поражённых мертвенной скукой электрических устройств. Вся эта суета, гудение жёлтой машины, этот шум – фабрикат, заполняющий всё вокруг, как раньше там молитва жила, теперь он явился в новом обличье, он явился – тот бог, которого они создали сами, – это шум, и это маук.
Ты видишь, как мы похожи… Ты человек с абстрактной логикой, зрячий среди слепых, а я человечие, взятое в предельном свете, чтобы слепило глаза, но только так и можно рассмотреть. Посмотри на них: кого ты явился спасать? Люди мелкие, как рабы, трясутся имуществом, вытрясли последние мысли. За столиком в кафе огромная голова, лицо как насадка на экран – это усилитель тщеславия, глаза как огни, это тяга к победам – завоевательные походы, вот он над чем работает – как бы заполучить друзей. Ведь теперь их считают. Купившие друг друга – выкупившие. Скоро злодеев придётся спасать от людей.
Вот ты явился сюда, хотел переложить себя на поступок, избавившись от всего человеческого, быть чистым намерением, ты сделал это, и теперь ты стоишь напротив маука. Как ты собираешься меня победить? Иногда я и сам бы хотел, но – никаких идей... Может быть, у тебя, Гюн?!
Так он говорил, очень спокойно, уверенно, и гость глубоко ощущал, что мог бы проникнуться симпатией к этому отравленному существу, будь он случайным собеседником, но случайным он как раз-то и не был. Выдержав паузу, высматриватель начал говорить:
– Знаешь, я долго пытался понять, почему ты маук. Не скажу, что это глодало меня по ночам, что я терзался: такого не было. Я просто жил, выращивая себя, и это победа, которую не получится отобрать. Я пришёл сюда и начал смотреть на маука, рассматривать тебя через людей, которых ты сотворил, – эпоха маука. Я наблюдал тебя среди людей, я размышлял, как ты внедряешься, и вскоре я увидел – став человеком, дойдя до человеческого предела, я как-то по-особому взглянул, и это открылось мне: ты заменяешь им память. Вот что ты делаешь, природную память ты заменяешь на искусственную. Ты создаёшь этот ад искусственной памяти, и все они живут в нём, даже перестают замечать, что это ад, просто забывают, какой должна быть настоящая память. Ты создаёшь искажение, берёшь многое и держишь это около себя, как маук, ты убиваешь их память. Это и есть твоё преступление, за которое ты будешь осуждён.
Маук выглядел очень довольным, как будто участвовал в новом развлечении. Его золотые лапки весело подскакивали на столе.
– Твои выводы хороши, но если ты подумаешь ещё, то вот что поймёшь: нет никаких причин, почему бы я должен остановиться. Посмотри, все говорят: вот маук плохой, маук плохой, но хоть бы один из них попробовал вывести причину, по которой я должен задуматься о таком поведении! Мы сделали эпоху, символьная краска залила весь мир, и редко какие вещи не покрыты ей, и если они не покрыты, то они невидимы, их просто нет. Нет никаких причин, почему бы я должен остановиться.
– Нет. Такая причина есть.
Он стал всё внимание:
– И что же это?
– Причина – это я. Само мое существование, то, что я возможен. Ты понимаешь? Вот моя миссия – быть. И я есть.