— Мы это, мастер, закроем вас. А когда закончите, то постучите. А то боязно дверь не запирать, когда там столько страхолюдин, — подошел ближе Сымон.
Шапку он уже натянул на макушку.
— Хорошо, — бросив неоднозначный взгляд вначале на мужика, а после — на двух с вилами, Эскель сжал губы. Не нравилось ему это все. Но с другой стороны, работа непыльная. За несколько минут управится.
Сжав и разжав пальцы правой руки на рукояти, перетянутой кожаной лентой, он кивнул мужичью, и те осторожно приоткрыли двери. Скрип несмазанных петель тут же привлек внимание монстров. Ведьмак не успел насчитать, сколько их там было, но бросились на него трое. Пришлось применить Аард и только потом атаковать. Дверь с грохотом закрылась, а до слуха донеслось тихое чавканье. Взгляд переместился в темный угол, где, сверкая глазами и дожевывая целую, но уже подгнившую, коровью ногу, сидел гравейр. Он был крупнее остальных, имел светлый цвет кожи и выглядел на порядок опаснее. Ведьмак знал, что нападает эта нечисть хаотично. Принимая боевую стойку, Эскель сделал короткий вдох, восстанавливая сорвавшееся дыхание. Три гуля начинали его окружать, а за дверью послышались мужицкие голоса. Но вслушиваться не было времени, так как острые когти мелькнули прямо перед лицом.
— И сколько запросил мастер наш? — буркнул один из мужиков.
— По десятке за каждого.
— Да мы только четверых насчитали. А если их там десяток? Это чей-то, сто крон готовить?
— Выходит так.
— Проще заколоть этого выродка вместе с этими страхолюдинами, — пробурчал еще один голос.
Прорезав жесткую плоть очередного прыгнувшего на него гуля, Эскель выставил руку вперед и искры рассыпались во все стороны, а заинтересовавшийся им гравейр отшатнулся назад и мотнул башкой с тремя костяными гребнями на черепе. Пока тот отвлекся, последний трупоед прыгнул на ведьмака, взмахнув почерневшими от запекшейся крови когтями. Уклонившись, ведьмак сделал перекат и зашел сзади. Башку гуль повернуть не успел. Ее ему снесли одним точным и мощным ударом меча. Кровь хлестнула во все стороны, заливая руки и куртку Эскеля.
— Вот зараза, — фыркнул он, чувствуя, как зловонная субстанция пропитывает ткань его рубашки и как неприятно стекает по открытым предплечьям.
Остался только один. Самый крупный и самый опасный. Масла на мече почти не осталось, как и сил от бесконечного использования Аарда. Игни он применял только в крайнем случае и очень осторожно. Сгореть заживо в деревянном сарае ведьмаку не больно-то и хотелось. Пришлось рубить мечом медленно, но мощно и с максимальной точностью, ведь быстрые толчки и взмахи гравейру были нипочем.
А когда наконец получилось отсечь руку, две ноги и рубануть у упавшего наземь тела голову, Эскель облегченно выдохнул. Он был уставший, злой, весь в вонючей крови и очень недоволен тем, что не запросил за этого последнего двадцать крон.
Не пряча измазанный меч, он подошел к двери и три раза стукнул носком сапога по ней.
— Отворяй давай! — крикнул он на всякий случай.
— А страхолюдин вы перебили? — неуверенно спросили на той стороне.
— Да.
— Вы уверены?
— Холера! Конечно я уверен! — вспыхнул ведьмак и врезал по двери еще раз, но уже рукой, сжатой в кулак. — Отворяй, говорю!
— Уже, уже, мастер, — и дверь с тихим скрипом открылась.
Но, увы, не полный кошель встречал Эскеля и не радостные чумазые лица кметов, а три громилы с вилами наперевес, тычущие ими ему аккурат в грудь.
— А ну меч бросай, выродок, — пробасил один из них. — Ишь, чего удумал. Крестьян честных обокрасть решил?
— Меч я не брошу и свою работу я выполнил, — он провел взглядом по присутствующим, выискав скукоженного мужика, что заказ ему дал. — С тебя тридцать крон за гулей и двадцать за гравейра.
— Гра-… что? — переспросил тот, но его заслонили громилы.
— Меч бросай, говорю, и не выкабенивайся тут.
Ведьмак оценил ситуацию еще раз и нахмурился. Он и взмахнуть мечом не успеет — его возьмут количеством. А перерезать селянам горло будет очень дурным поступком для его репутации. Нужно было пораскинуть мозгами и выйти из ситуации как можно чище.
— Разойдемся полюбовно? Отдавайте мне мои деньги, и я тотчас же покину деревню, — попытался сгладить углы Эскель. Но мужичье было настроено решительно.
— Может, просто отпустим его, а? — подал голос второй.
— Ага. Щас. Мы его отпустим, а он нас поубивает. Так дела не делаются. Бросай меч, последний раз говорю!
Ведьмак выдохнул и втянул воздух полной грудью. Нужно было успокоиться и выждать удобный момент, чтобы раскидать местных Аардом, броситься бегом в сторону дороги и позвать Василька. Благо тот уже запряжен и не привязан. Как знал же, что лучше дать ему побродить.
— Бросай! — завопил третий мужик и, видимо, не выдержав нависшего напряжения, бросился колоть Эскеля вилами.
Но тот сработал быстро. Невидимая волна отбросила нерадивое мужичье в стороны и пока те пытались понять, что произошло, начав кричать что-то о колдунстве и поясницах, ведьмак бросился в сторону выезда из Яворника. Свистел он громко, как в последний раз. А когда услышал знакомое ржание и едва различимый топот копыт, то на душе стало гораздо легче. Он свистел и бежал ровно до тех пор, пока не перестал ощущать запах мужицкого пота и навоза. Топот копыт стал громче, а за спиной узнаваемо зафырчали. Эскель остановился, быстро затолкал меч в ножны и, одним прыжком взобравшись в седло, галопом погнал Василька по дороге вдаль от Яворника.
Комментарий к Часть 6. Тщеславие и жадность
Бечено
========== Часть 7. Хутор «Золотой колос» ==========
Спина ныла нещадно. Ноги уже начали затекать, а про зад и говорить не стоило. Он онемел еще под замком Драхим. Куртка, испачканная засохшей кровью, покоилась за седлом, разложенная на широком крупе коня. Мечи, прочно прикрепленные ремнями к седлу, тихо позвякивали, а две уже наполовину пустые седельные сумки слабенько потряхивало. Да и Эскеля уже потряхивало от такого длительного пути. Но Васильку следовало отдать должное — он был вынослив, темпа почти не сбавлял и лишь тихо ржал, когда внезапно хотелось яблочка или кусок моркови.
Ведьмак, все еще стараясь уверенно держать спину, непрерывно писал небольшим угольком в раскрытой книге. Книгу эту он купил давно у торговца всякими рукописями в Понт Ванисе в середине прошлого лета. Так, для записей всяких полезных, ну и для рисунков незамысловатых, чтобы в случае чего было проще сориентироваться на местности, когда заплутает. На большаке ведь все было похожим друг на друга в любое время года.
Вчера ночью он пересек пограничный пост без происшествий. Волки только выли где-то в лесу, но тогда понадобилось лишь ускорить шаг и успокоить коня Аксием. Если все будет так же благополучно, то к концу дня можно будет заночевать в Карстене или на хуторе. Смотря как повезет. С того случая в Яворнике Эскель нигде не останавливался. Да и останавливаться, признаться, негде было. Везде поля да леса. А все селения, что были поблизости, приходилось проезжать, чтобы не сойти случаем с дороги. Иначе заблудиться можно на раз-два.
Рубаха неприятно липла к влажному от пота телу. Утром солнце грело приятно, прям ласкало лучами, а ближе к обеду начинало нещадно печь. Мало того — еще и скрыться негде было. Запахи лошадиного пота и пыли стали до жуткого привычными и уже было непонятно, то ли от Василька так разит за версту, то ли от самого Эскеля. А когда на горизонте, на пригорке чуть левее от дороги и аккурат через мост, замаячили хаты Карстена и огромная ветряная мельница, величаво расправившая свои крылья, из груди ведьмака вырвался хриплый стон. Хвала Богам, успел добраться до заката.
Но облегчение его было недолгим. Деревня Карстен, что к северу от Оксенфурта и к Югу от Новиграда, была пуста. Ведьмак остановился в центре селения и осмотрелся еще раз. Вдруг упустил чего или все просто по домам попрятались. Хотя время было не позднее. И, судя по полям, местные как раз должны были возвращаться с пахоты. Кое-где все еще висело на веревках стираное белье. У колодца были перевернуты ведра и валялось коромысло. Даже факела все еще потихоньку тлели. Значит, опустело селение относительно недавно. Эскель спрыгнул с седла и, обойдя коня, потянулся к сумке, на которой болталась свернутая посеребренная цепь. Из ножен он вытащил только серебряный меч. Что-то заставило кметов уйти и это что-то определенно имело не человеческую природу. Намотав на левую руку цепь, а в правую взяв меч, он отправился на обход деревни. Куртку разве что так и не надел — забыл.