Та неуверенно кивнула, но рот послушно открыла.
— Вот! Заливайте в нее небольшими порциями, пока склянка не опустеет!
Одна из баб схватила бутылку, которая по размерам была с добротный бутыль самогона, и, откупорив, скривилась, но горлышко к раскрытому рту Зофьи поднесла. И та пила. Кряхтела, стонала, булькала, но пила.
Дера плеснула на руки краснолюдского спирта, обтерла их самой чистой тряпкой, которую ей смогли найти, и устроилась меж ног женщины. Сейчас бы и внутрь для смелости залить, но нельзя. Кровь толчками выходила из нее, от чего у травницы все похолодело внутри. Не нужно быть медичкой, чтобы понимать, что жить ей останется недолго, если не остановить кровотечение. Но, тем не менее, головка уже показалась. А значит, осталось дело за малым — Зофье не прекращать тужиться, а Дере молиться всем известным богам, чтобы и ребенок, и мать выжили.
Эскель как раз подъехал к хутору за полночь. И снова его встретили пустые хаты и дворы. Но в отличие от Карстена вдалеке стоял невероятный гомон. Подогнав Василька ближе, ведьмак сжал в кулаке медальон. Тот как заведенный скакал на груди так сильно, что без труда мог и с шеи слететь. Да и не только это насторожило его. Закатав посильнее рукава посеревшей рубахи, на которой места живого не было от пятен крови да пыли с по̀том, он спрыгнул на землю и рывком достал серебряный меч.
Народ столпился у деревянного строения, отдаленно напоминающего баню. Окон в нем совсем не было и пахло оттуда хвоей и березовой корой. Резкий и до ужаса громкий вопль заставил мужчину вздрогнуть и нахмуриться. Но шаг он не замедлил и уже через мгновение оказался у толпы гомонящих кметов.
— Чего надобно, мастер? — подал голос стоящий ближе всего дед с густыми седыми бровями. — Не видите что ли? Рожают тут у нас.
— Рожают? — машинально переспросил Эскель осматриваясь. За углом скрылась черная тень, а медальон все не унимался.
— Так точно, мастер, — закивал дед, а сам в недоумении заозирался. — Что приключилось-то, милсдарь? Вид у вас больно тревожный.
Ведьмак поднял взгляд на соломенную крышу и увидел, как у дымохода вилось что-то отдаленно напоминающее небольших размеров человека. Руки только больно худые и когтистые, а еще пыхтело оно громко.
— Теперь все понятно, — сузил горящие в темноте глаза ведьмак и поудобнее перехватил меч. — Пусть рожают. А я нечисть прорежу.
— Нечисть?! — заохали бабы и завертели головами по сторонам мужики. — Откудова тут нечисти взяться?!
— Уж позаботьтесь, мастер, — вышел из толпы ладный мужик с плечами широкими и взглядом суровым. — Я вам тройную цену заплачу, только защитите мою Зофьюшку.
— Верно говорят, что роженицы нечистую привлекают да чудовищ разных, — залепетал женский голос в толпе и все внезапно утихли.
Эскель напрягся сильнее. Его глаза бегали взглядом от стены к стене, от углов к двери и обратно. Все сбежались на крики несчастной. Все, кто мог. И ночницы, и вештицы, и даже несколько крикс крутилось вокруг дымохода. И если он не предпримет ничего, то помрет она.
— Отец девушки здесь есть? — наконец заговорил ведьмак.
— Есть! — отозвался мужик и вышел из толпы. Кметы загудели снова.
— Нож есть?
— Есть!
— Передай его в баню, пусть у изголовья положат, и чтобы никто и звука не издавал из баб. Я должен слышать только роженицу.
— Как прикажете, мастер, — мужик поспешно скрылся, дрожащими руками пытаясь достать из-за пояса нож с изувеченной деревянной ручкой.
Глубоко вздохнув, ведьмак направился нарезать круги вокруг бани. Ждать больше нельзя было, ведь злыдни эти могут в любой момент внутрь попасть и тогда уж точно быть беде.
— Тужься, Зофья, не останавливайся, — приговаривала Дера, когда за спиной появился мужик с ножом.
— У изголовья положите! Так мастер ведьмак приказал! Нечисть тут ошивается, Зофьюшку нашу подстерегает и ребятенка ихнего!
Бабы заохали, но просьбу исполнили.
— И еще наказал мастер молчать всем. Надобно ему только роженицу слышать!
— Еще чего, — буркнула внезапно девушка. — Я должна указания давать, чтобы ваша Зофьюшка выжить могла. А не ножи какие-то у головы ее выкладывать!
— Так вы шепотом, госпожа, шепотом, — проговорила едва слышно самая молодая из помощниц.
— Боги, — выдохнула Дера, а в это время Зофья завопила не своим голосом. — Не забывайте отваром ее поить!
— Не забываем, милсдарыня! Пьет она, пьет, — подала голос вторая помощница.
— Тише, заклинаю вас, тише, — шикнул кто-то за спиной, а Фредерику аж дрожь пробрала от злости.
Мало того, что роды такие тяжелые, так они тут еще игры какие-то с обрядами затеяли. Вдох и медленный выдох помогли успокоиться. Зофья не прекращала тужиться, а головка медленно продвигалась прямо к подставленной Дерой тряпке.
— Еще немного, хорошая моя, еще немного… — все же зашептала девушка, понимая, что если все будет идти так же медленно, то ничем хорошим это не закончится. Впервые она принялась читать молитву Мелитэле, как уж помнила с детства.
Впервые Эскель встретился с таким. Признаться, он и не думал, что когда-либо вообще увидит нечто подобное. В одном древнем справочнике какой-то ведьмак описывал что-то похожее, но тогда это казалось скорее страшной сказочкой, нежели чем-то реально существующим. Мечом он махал как всегда добротно, но действовал, скорее, по наитию. Он и знать не знал, как с такими чудищами бороться. Какие масла варить, какие знаки применять. Но, судя по всему, то, что он делал, мало-помалу, но помогало. Ночницы были до боли жуткие. Очень походили на полуночниц, но все же имели телесный облик и уверенно махали когтистыми руками. Но мечом рубились хорошо. Впрочем, как и криксы, правда, те юркие были, что не угнаться так сразу. Но если угонишься, то одного удара хватало, чтобы черное тельце рассечь.
— Разродилась! Разродилась Зофья! Сын у неё! — закричали что есть сил на всю округу.
Ведьмак тогда только дыхание пытался восстановить, оперившись рукой о деревянную стену бани. Утерев мокрое от пота лицо предплечьем, он сделал глубокий вдох и двинулся к собравшемуся люду.
— Так жива роженица-то?
— Живее всех живых! Слаба токмо. Но наша травница ее быстро на ноги поставит!
Когда Эскель вышел наконец на свет от зажженных факелов, то взгляд его метнулся сразу по взволнованной толпе кметов, а после перебросился на русоволосую девушку с испачканными кровью руками и юбкой. Она смотрела перед собой невидящим взглядом и мелко подрагивала.
— Травница наша настоящая спасительница! Милсдарыня, мы по гроб жизни вам благодарны за Зофьюшку нашу! — не унимался мужик, который был отцом роженицы, как узнал раньше Эскель.
Ведьмак скривил губы в ухмылке и, закинув на плечо меч, принялся внимательно рассматривать госпожу травницу и спасительницу по совместительству.
— Мастер ведьмак! Мастер! — закричал мужик, заприметив Эскеля. — Вы наш спаситель!
— Вот, — буркнул тот, бросив на землю связку черных, все еще извивающихся, подобно змеям, черных волос и две небольшие башки, похожие на что-то среднее между младенцем и летучей мышью. Все это добро он заблаговременно уместил в потрепанной кожаной сумке, что была перекинута через плечо. Привык уж доказательства приносить.
Бабы завопили и попятились. Мужики загалдели.
— Боги! — воскликнул Яцек. — Что это за нечисть такая была?!
— Ночницы, криксы и еще что-то, чего я ранее не видел, — как ни в чем не бывало заключил ведьмак.
— Так это правда? Правда, что на крики Зофьи сбежались бестии? — подала голос Дера, утерев лоб окровавленной ладонью. Видать, забыла о том, что руки стоило вымыть.
— Правда, — тихо ответил Эскель, не сводя глаз с лица травницы.
— Сегодня Боги нам благоволят! Нам и Зофьюшке! Аж двух защитников прислали, чтобы разродилась благополучно! — заключил отец роженицы и вскинул руки вверх.
А тем временем Фредерика неторопливо сошла с крыльца и двинулась в сторону лавки под раскидистым дубом. Ведьмак сделал глубокий вдох, ощутив, как на кончике языка осел сладковатый запах омелы. Немного помедлив, он принюхался уже к себе и, заключив, что смердит похлеще черта, все же привычным движением прикрыл изуродованную щеку слипшимися от пота прядями волос и тоже двинулся в сторону лавки.