— Я осмотрел уже. Раны почти зарубцевались. И еще там я странное нашел, прям у копыт.
— Что нашел? — не выражая и доли интереса, девушка продолжала гладить коня и всматриваться в его янтарные глаза.
— Арнику. Вот прям у копыт валялась. Откуда она тут взялась — ума не приложу, — хмыкнул Отто, делая глубокую затяжку. — Кваску бы… может, принесешь?
— А ну покажи свою арнику, погляжу.
— Да вон она, у коновязи лежит.
А там и впрямь лежал букет горных цветов с ярко-желтыми соцветиями и кореньями, перемотанные красной нитью. Девушка присела и, сложив на коленях руки, всмотрелась в лепестки.
— Надо же. И вправду — арника, — хмыкнула она, а после потянулась к цветам, дотошно ощупывая их, будто и не веря вовсе, что они настоящие.
Сказать уж наверняка, что это подарок Божонтки, которого вчера привлек ко двору Эскель, Дера не могла. Он всю ночь ее изводил. Но другого объяснения не было. За арникой надобно было идти не ближе, чем к горам Пустельги.
— Вот проказник маленький, — буркнула себе под нос девушка, поднявшись.
Прихватила цветы и торопливо скрылась в хате. Мазь изготовить было несложно. Сало натопить да измельченную траву добавить. Сложнее к коню подобраться. Побитые хворью места были не всегда на виду и приходилось ползать то под хвостом, то под брюхом на четвереньках и молиться Мелитэле, чтобы не огрести копытом по лбу или спине. Он-то тихий конь был, но вдруг что стрельнет в голову. В итоге Дера вся измазалась в пыли, пахла дурно, но осталась довольна. Животное было не в таком уж плохом состоянии, как она думала. Денек-другой помажет его раз по пять в день и зарубцуется все окончательно.
— Ты ему имя так и не дала? — подал голос низушек, подходя чуть ближе.
Пожевывая мундштук трубки, а в руках держа стаммель, он добротно забивал его табачной травой. Пахнуло чабрецом, отчего Дера смешно подергала кончиком носа. Ох, и не любила она его запах, а Отто на постой мешал его со своей махоркой.
— Не дала, — уперев руки в бока, девушка осмотрела коня. — Даже и не знаю, как вообще коней называют? По цвету?
— Ну по-разному бывает, — причмокнул низушек, доставая изо рта мундштук. — Бывает по черте характера, бывает по внешнему виду, бывает и по окрасу.
— Ну… — она склонила голову задумавшись. — У ведьмака-то конь вороной, а зовут — Василек. Васильки же голубенькие такие, в полях растут.
— А поди разбери этих ведьмаков, — раскуривал уже собранную трубку Отто.
— Моя кляча худая и тихая уж больно, — Фредерика обошла коня раз-другой. — Может, Стебель?
— Может, Шепот? — усмехнулся Бамбер. — Он ведь ржет тихонько, как будто шепчет чего. Голосок у него, видать, совсем слабый еще.
— Твоя правда. Может, у него спросим? — заключила девушка, понимая, что оба имени ей нравятся и выбрать самой будет непросто.
— Так он тебе и ответит, гляди, — откровенно съязвил низушек, взявшись за стаммелль пальцами.
— И ответит, — развеселилась Дера, уже напрочь забывая о своем самочувствии. — Эй, конь! — крикнула она. — Будешь Шепотом?
Конь даже не повернулся к ней. Лишь мотнул хвостом и тряхнул немного головой, отчего длинная рыжая грива тут же закрыла половину его морды.
— Стало быть — не будет, — все не унимался Отто.
— А может, то он так согласился?
— Ну спроси теперь за Стебля?
— А Стеблем будешь?
Конь снова мотнул головой и едва слышно заржал. Тоненько так. Дера вспомнила, как ржал конь Эскеля, — громко, возмущенно. А своего после такого почему-то сразу захотелось приголубить.
— Мне кажется, он согласен, — кивнула девушка.
— Ну значит, пусть будет Стеблем.
— А я вот думаю, что имя это ему очень подходит.
— Дак подходит. Ты погляди, какой тонкий, аж по ветру ходит.
— Откормится понемногу.
— А когда откормится, то станет Корнем?
— Очень смешно.
— А прям и пошутить нельзя. Нежная стала, барыня?
— Да ну тебя! Злыдень!
— Сама ты злыдень! — прикрикнул низушек Дере, которая подхватила ведро и пошла к колодцу.
— Помою его и буду пытаться объездить! — крикнула она через плечо.
— Смотри только шею не сверни! Я столько сил в тебя вложил и только попробуй такой глупой смертью помереть! — запыхтел Отто, возвращаясь к лавке. — Лучше бы кваску принесла.
***
Эскель проснулся в своей комнате почти в полдень. Лежал и таращился на деревянные балки под потолком. Сам не понимал, как так получилось долго проспать, но имел то, что имел. Может, тело и впрямь так сильно истощилось? Кто его знает. Вроде и ел, и отдыхал, и вон даже с бабой был почти до утра, а силы былой все не было и не было. За повод, чтобы весь день вот так пролежать, это не сошло. Деньги из воздуха не появятся.
Светлая льняная простынь приятно согревала, а солнце лупило лучами прямиков в глаза. Стоило бы ему закрыть шторы, как вернулся, но кто же об этом думал? Ввалился в комнату ведьмак почти под утро, пропахший эльфкой, вином и дурманом. Курить-то он не курил, но в голове было мутно до сих пор. Но тем не менее душа чуток поуспокоилось, а на столе лежала сложенная в два раза подорожная грамота.
Спустился в главный зал Эскель в крайне приподнятом расположении духа. Не то чтобы силы лились через край, но с десяток небольших чудищ он бы одолел запросто. А подумав о чудищах, ведьмак, не завтракая, направился к доске с объявлениями, которая находилась аккурат на другой стороне центральной площади, напротив входа в «Три звоночка».
Поправив рукой перевязь с мечами и небрежно отбросив длинные пряди с лица, он вчитался во многочисленные листки. Кое-какие были до такой степени выгоревшие на солнце и подпорченные дождем, что вычитать чего хотели, было невозможно. Объявление управительницы борделя он нашел быстро. Самое свежее и самое короткое.
— «Ищу ведьмака, дабы извести местную бестию. Даю пятьсот крон и еще доплачу, коль справитесь быстро. За информацией обращаться к госпоже Рубер», — прочитал вслух Эскель и осторожно сорвал бумагу с гвоздя. — Значит, пятьсот крон?
Бегло осмотрев на что жаловались еще, ведьмак оторвал небольшой заказ на десяток языков утопцев и еще нашел один лист, до ужаса истрепанный, на литр крови гулей. Решив, что одно другому не помешает, он отправился в сторону Оксенфуртского порта.
Запах зацветшей воды и свежей рыбы резко ударил в нос. А еще крики рыбаков доносились отовсюду. Они, вперемешку с разряженными в красное и белое солдатами, толпились, носились туда-сюда и матерились так, что даже у Эскеля уши в трубочки сворачивались от таких лихих речевых оборотов. Ведьмак вышел со стороны улочки, ведущей в «Алхимию», а оттуда двинулся вперед, держась левой стороны. И, судя по тому, как увеличивалось количество пьяниц и проституток, он был совсем рядом.
— Эй, — он окликнул еле стоящего на ногах солдата, искренне удивляясь, как тот еще не попал под трибунал, пребывая в таком-то виде средь бела дня.
— Че те? — буркнул тот и оперся рукой о каменную стену. Видимо, намереваясь вот-вот сблевать.
— Где здесь «Утопия Маркулы» находится? — когда ведьмак это выговорил сам, то название ему показалось уж больно вычурным для такого района.
— Че?
— Бордель где? — Эскель сжал и разжал кулаки, успокаиваясь.
— А-а-а-а, сорок… — солдат икнул, сдержав видимо рвотный позыв, — дюймов?
— Да.
— Так сзади. Ты че, слепой?
Ведьмак обернулся и поднял глаза на невзрачную вывеску. Она была ровно того же цвета, что и деревянная перекладина, на которой болталась, и без подсказки он в жизни бы ее не заметил. Даже со своим зрением.
— Спасибо, — бросил он напоследок, а когда подошел к крыльцу, за его спиной громко булькнули.
Дверь была не заперта. Поэтому, осторожно толкнув ее, ведьмак зашел внутрь. Бордель выглядел не так вычурно, как «Под розовым бутоном», но тоже весьма недурно. Единственное, что роднило эти два места — пурпурные балдахины и проститутки, разодетые в прозрачную ткань. Сразу так и не скажешь, что тут обслуживают только солдатню да выпивших рыбаков.
Пройдя чуть дальше, Эскель повертел головой, осмотревшись. Он, конечно, особым ценителем женской красоты не был, но на его взгляд девки тут были не такие завлекающие, как в «Бутоне». У кое-кого на лицо были обыденные для подобного ремесла хвори, у кого-то не такие точеные фигуры, а у кого-то на внешнем виде отражались все признаки пагубных зависимостей. Алкоголь, фисштех, дурман… да и мало ли еще к каким средствам прибегают девицы, работающие в таких местах. Уж явно не от хорошей жизни они тут оказались. Это если не считать суккубов конечно. У тех в крови была любовь к деньгам и неиссякаемая похоть. Так что такие заведения — для них самое подходящее место, чтобы утолить свои природные потребности. Нет, Эскель не был ханжой. Даже пару раз делил с рогатой девкой постель. Да и ладилось с ними как-то уж попроще, чем с людскими. Как минимум, рогатым было до неприличия безразлично, какая у тебя там морда, лишь бы в штанах все было рабочее, да десяток-другой крон звенел в кармане.