— Ты купайся, а я пока… — начал Эскель, думая, куда бы себя деть, пока по комнате будет девка голая шастать.
Взгляд сам нашел мечи и сброшенную на пол куртку. Было принято решение — попытаться очистить одежду и оружие после удачной, но очень грязной охоты.
— Я, пожалуй, спущусь в трактир и… — он как-то дергано, совершенно не свойственно себе задвигался и на негнущихся ногах прошел к столу у стены.
— Это не обязательно, — выдала девушка, сползая с кровати.
А потом, видать, поняла, что ляпнула не подумав, покраснела и решила пояснить.
— Ну, то есть, ты отвернись, конечно. А я как залезу в бадью, то только макушку и видно будет, — она нервно задергала пальцами рукава рубахи. — Не хочу доставлять тебе неудобства.
— Очень вовремя ты заговорила о неудобствах, — усмехнулся ведьмак и, подхватив мечи с курткой, направился к выходу. — Я буду внизу. Через полчаса вернусь. Достаточно?
Дера резко кивнула и, как только дверь за Эскелем захлопнулась, облегченно выдохнула, приложив руку к груди. Впопыхах доставая из сумки свои излюбленные склянки и неуклюже, но очень торопливо залезая в бадью, она поняла, что ей хочется кричать. Вода была ледяная. Из-за всей этой неловкости ведьмак, видать, забыл ее нагреть, а мужичье без задней мысли, как и привыкли, несли воду прямиком из колодца. Даже не спрашивая — стоит ли ее греть.
Звать Эскеля не хотелось. Да и вопить на весь постоялый двор — тоже. Пришлось делать все быстро. Быстро окунуться с головой, не забывая при этом расплескать все на пол. Быстро натереть побледневшее от холода тело мыльнянкой, что валялась рядом на табурете. Быстро натереть ей волосы и так же быстро все с себя смыть. А когда пальцы на ногах и руках начали коченеть, а дрожь пробрала так, что зуб на зуб перестал попадать, Дера кое-как выбралась из бадьи и, топчась мокрыми ногами по полу, начала вытирать себя и подпрыгивать.
Управилась она за десять минут, не больше. Когда тело было сухим, а ногти у основания начали синеть, как и губы, она схватила свое масло, гребень и бросилась в постель. Закутываясь во все, во что только могла — подушки, покрывало, простынь. Все, что могло согреть — все подходило.
Отогреться она не успела. Эскель вернулся быстрее и еще с огромным разносом в руках. Поддел носком сапога дверь, вошел внутрь и замер, увидев тряпичную кучу посреди кровати. Травница тряслась, но мазала маслом волосы. Ведьмак поставил еду на стол, подошел чуть ближе и удивленно вскинул брови. Покрасневшие от мыльнянки глаза, синие губы и дрожащие бледные пальцы. Захотелось ударить себя чем-то, да покрепче. Как он мог забыть нагреть для нее воду? Да и сама тоже хороша. Хоть бы крикнула. А то залезла, дура, в ледяную и терпела. Не хватало еще, чтобы она слегла с хворью.
— Зараза! Ты не могла меня позвать? — возмутился ведьмак и злобно глянул на девушку.
Та, будучи совершенно спокойной, лишь выудила из складок своего «кокона» гребень и принялась медленно расчесывать волосы.
— А я дозвалась бы?
— Дозвалась.
— Сомневаюсь. В трактире очень шумно. И… — она вздохнула и прикрыла глаза. — Я не хотела тебя тревожить.
— Сляжешь — вот тогда и начнутся тревоги. Пойду согревающего чего попрошу. Вот непутевая.
Эскель бросил на край кровати мечи, а сам вышел за дверь. Не нравилось ему носиться туда-сюда. И он, кажется, уже начинал скучать по своей беззаботной одинокой жизни.
Дера даже и глазом не повела. Ничего не ответила и даже не вздрогнула, когда дверь с грохотом закрылась. В душе она понимала, что время для нее началось непростое. Вернее, уже сказать — для них. Ведьмак привык заботиться только о себе, привык быть всегда один. А она, как заявилась, так начала требовать уж больно много внимания. То воды ей нагрей, то выйди и обожди, пока обмоется, то еды принеси, то в Новиград отвези, то сиди и трясись, чтобы не вляпалась куда, пока его не будет. Слишком много ответственности и вот так сразу. Она не была в обиде на его такой выкрик неожиданный. Он не знал, как себя в такой ситуации вести и среагировал, как умел, как получилось. А значит, нужно быть мудрее и терпимей.
Когда получилось отогреться, девушка закопошилась и вылезла из своего сооружения. Натянула рубаху, что доходила до середины бедра и обвязалась поясом. Коротковато как для платья, но зад прикрыть удалось. Без надобности в эти зеленые портки она больше не влезет. Все себе растерла швами. Пока осматривала себя в зеркало, то увидела красные пятна на внутренней части бедер, а еще ягодицы горели так, словно кто кочергой раскаленной приложился. На них смотреть уже не хотелось. На скорую руку обмазав особо болящие места мазью, она сплела волосы в толстую косу и прошлепала к столу. А то уже на всю комнату пахло так, что желудок урчал безбожно.
Ведьмак, занося с собой шлейф меда и специй, вернулся уже совершенно спокойный с глиняной кружкой в руке. Он увидел голые ноги девушки, осмотрел, как она переминается и обтирает о лодыжки ступни, и метнулся взглядом чуть выше. Не трудно было догадаться, что на ней только рубаха да пояс, а под ними ничегошеньки нет. На мгновение он подумал, что не выдержит. Совсем точно не выдержит. Он даже намеревался вернуться к той обольстительной эльфке, потратив на нее десяток-другой крон. Совесть его, конечно же, замучила бы за такое транжирство, но с другой стороны, не пришлось взглядом девку, которую оберегать должен, раздевать. Да и прослыть рукоблудцем уж не очень-то хотелось.
— Сбитень?
Голос Деры вернул его мысли обратно в комнату и заставил нахмуриться, сфокусировав взгляд на ее лице.
— Да. Горячий. Пей и отогревайся. И не смотри на меня так, — вздохнул ведьмак. — Знаю, что лето на дворе. Но ты губы свои видела? Сколько ты вообще в воде просидела? Десять минут? Двадцать?
— Не знаю, — она пожала плечами и схватила руками уже поостывшую тарелку с мясной похлебкой. — Может десять, а может двадцать.
— Ешь, пей и будем спать. Завтра подъем ранний.
— А ты?
— И я поем. Не переживай.
Он повесил куртку на вешалку, что стояла у двери, и присоединился к трапезе. Ели молча. Дера молотила еду так, будто впервые увидела. Эскель только искоса поглядывал на то, как во рту у нее исчез второй ломоть хлеба, а откусив кусок от третьего, она принялась вычищать мякишем уже пустую тарелку. Он и хотел бы сказать ей, что в пути есть им придется разное и не всегда по многу, но решил, что пусть жует, пока есть такая возможность. Сам же он не съел и половины. Желудок уже поуспокоился, но аппетита особого не было. Он отставил недоеденное на стол и решил привести в порядок постель, пока Дера ворчала, пыхтела, и пила жадными глотками горячий медовый напиток.
— Рот весь пожжешь. Не торопись, — расправляя простынь и раскидывая у изголовья подушки, бросил через плечо ведьмак.
— Уже пожгла. Но вкусно так, что не оторваться.
— Ох намучаюсь я с тобой, — буркнул себе под нос Эскель, надеясь, что травница не слышала.
А она и впрямь не слышала или просто не подала виду. Только тихо поставила на стол пустую кружку и в два счета оказалась у кровати, нырнув под только что расстеленное покрывало.
— Я тебе не помешаю. Я сплю спокойно и почти не ворочаюсь, — для чего-то уточнила девушка и принялась колотить рукой подушку, чтобы та была помягче.
В воздух взметнулось облако пыли и пара маленьких светлых перьев.
— Я тоже… — он на мгновение замялся, не зная снимать ли ему штаны, а когда решил, что в них будет лучше, добавил: — Не помешаю.
Дера улыбнулась как-то скромно и тепло. Так она ему еще не улыбалась. И, умостив голову, схватилась за второй край покрывала, стаскивая его с простыни.
Эскель расценил это как приглашение, но воспользоваться им не спешил. Он лишь выдернул покрывало из ее рук, свернул его и на манер подушки выложил ровно по центру кровати. Словно стену воздвигнул — не иначе.
— Не замерзнешь? — удивленно вскинув брови, поинтересовалась Фредерика и натянула край до подбородка.
— Нет.
На том и закончили разговоры. Травница уснула быстро. Она и впрямь почти не ворочалась, только громко дышала и пыхтела во сне. А ведьмак все лежал и, подложив под голову руку, таращился в потолок. Сон не шел, даже несмотря на усталость и общее недомогание. Мыслей было как обычно много. Думал он о том, как бы совладать завтра с заказами и не помереть позорной смертью в гнезде утопцев. Как бы Дера справилась хорошо и не навлекла на них беду своей вылазкой в город. А еще думал о том, что прежде никогда не спал с девкой под боком без секса. Если удалось оприходовать кметку, то они и вовсе не доходили до постели. Со шлюхой в борделе он мог вздремнуть часок, чтобы силы восстановить, и обычно уходил. Да даже с бабами рогатыми он никогда не спал подолгу. Когда понимал, что в принципе пришел в себя, то всегда уходил. А тут лежит себе под боком живой человек и сопит. Странное это было ощущение. Инородное, но отчего-то приятное.