Чертыхнувшись, он отбросил ее в сторону. Та гулко упала на деревянный пол, а сам ведьмак с чувством пнул ближайший к нему табурет. Убить такую мразь — может и не совестно. Но быть обманутым и втянутым в резню из-за пары монет и дозы фистшеха, которую недодали Николасу — разозлило не на шутку. Но нужно было успокоиться и постараться с крайне невозмутимым видом вернуться в Оксенфурт, доложить, что бестия и бандиты мертвы, получить свои триста крон и постараться больше не встречаться с мерзкой рожей Фридмана.
Выйдя за пределы лагеря, уже обуздавший себя ведьмак, нашел по тихому фырчанью Василька и направился вдоль берега искать гнезда утопцев. Решив, что лучше уж сразу все дела сделать и, зная, что кошель не пуст — начинать подготовку к дороге.
Комментарий к Часть 16. Капитан городской стражи
Бечено
========== Часть 17. Скарстенская ведьма ==========
Дера маялась и нарезала круги по комнате. Посуду с утра никто так и не забрал, а самой нести вниз не хотелось. Гретка еще эта прицепится. День клонился к вечеру, а Эскеля все не было и не было. Это уже начинало нервировать. Да и послать его за очанкой хотелось. Самой-то ей лучше лишний раз перед стражниками не разгуливать. И не только перед стражниками. Мало ли «доброжелателей» в городе? Итку подставлять не хотелось, да и быть должной весьма неприятно. Травница метнулась к окну и, распахнув ставни, высунулась наружу. Осмотрела улицу, заметила шедших в сторону площади охотников и торопливо спряталась обратно. Обругала себя за глупость и решила умоститься на кровати — подождать.
На кровати ей тоже не лежалось. Вертелась с бока на бок, а задремать или просто расслабиться не смогла. Сейчас почитать что-то было бы в самый раз. Но книг с собой не было, а у Эскеля в сумках решила не рыться. То внезапное наваждение, что охватило ее из-за взбунтовавшегося любопытства, хотелось забыть и больше не вспоминать. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока что-то такое не захлестнет снова. Бросив опечаленный взгляд на закрытую дверь, Дера вздохнула и улеглась на спину, сложив на груди руки. В голову полезли всякие песни, которые она помнила еще со времен студенческих гулянок и веселья. Ох, и любили насочинять студенты-музыканты простые и веселые мотивы. Смысл, конечно, в таких песнях был далек от философского, но ноги сами шли в пляс, а слова запоминались на раз-два. Да вот хотя бы взять ту, что она любила петь, когда жила у Отто; про гусей.
От воспоминаний о ворчливом низушке, который любил покурить трубку и настойку немудреную кому-то впарить втридорога, екнуло в груди. Сутки прошли уже с тех пор. Стало интересно, как он там живет. Не затерроризировали ли его охотники. Обобрал ли багульник, что принес накануне.
Вспомнился Стебель. Она ведь даже не удосужилась заглянуть к нему. То отсыпалась и ела как не в себя, то по углам, как крыса, пряталась. Стало отчего-то стыдно перед конем. Он так старался, вез ее и не выделывался, а она как пригрелась, так сразу и забыла о нем. Ну хоть мазь конюху оставила. Уже что-то.
Глубоко вздохнув, Дера приняла решение завтра проверить коня и по возможности написать письмо Отто. А там, как выберется за пределы Редании, отправит с кем-то. Уж найдет наверняка кого-то. За умеренную плату, конечно же.
Дверь тихо открылась, и по комнате разнесся звук тяжелых шагов. Травница тут же села и взглянула в сторону входа. А как увидела Эскеля, то, не выдержав, вскочила с кровати и подбежала к нему.
— С тобой все хорошо? Ты не ранен? — она нарезала круги вокруг ведьмака, осматривая того со всех сторон.
— Все хорошо, — тихо бросил он, а сам принялся стаскивать мечи и следом куртку.
На стол тут же легли три кошеля с монетами.
— Это откуда столько? — изумилась девушка и потрогала их указательным пальцем.
Зрение ее не обмануло — они и впрямь были набиты кронами под завязку.
— Два заказа и… — он хотел ругнуться, да вовремя сдержался. — Три заказа.
— Может, обмоешься и поешь? — все не унималась та.
Эскель только успевал удивляться такой внезапно прорезавшейся заботе. На самом деле он был рад, но в то же время и коробило его от этого неслабо. Не привык он к такому, оттого и не знал, как вести себя. Оставалось кивать и благодарить. Что успешно и делал.
— Я мигом. Одна нога здесь, другая там!
Дера торопливо засеменила к выходу и скрылась за дверью, а обескураженный ведьмак устало осел на деревянный табурет и схватился рукой за стол. На всякий случай. Вдруг это у него разум помутился и мерещится всякое.
Сказать, что он сильно устал, язык не поворачивался. Утопцев он нашел. Даже целых два гнезда. Благо, что бомб хватило. А их было ровно три, да и те сделанные еще черт-те когда. Он бы даже не удивился, если бы какая-то из них не взорвалась. Гулей нашел чуть поодаль, в лесу. Как ехать в сторону старой пристани. С ними тоже проблем особых не возникло. Разве что чуть руку один не отгрыз. Но то он сам виноват. Привык подпускать поближе да одним точным ударом бой заканчивать. А враг оказался уж больно вертлявый. Но в целом все прошло очень неплохо. Даже с получением оплаты ему повезло. Николаса, хвала Богам, на месте не оказалось. А коновал и впрямь мужик был порядочный. Все кроны лежали на месте, ведьмак пересчитал. Не потому что не доверял, просто жизнь научила. А языки утопцев, как оказалось, нужны были какой-то местной медичке для экспериментов. Эскеля всегда удивляли подобного рода заказы. Выполнялись они быстро, да и денег приносили немало, а что с полученным делали заказчики, он и знать не хотел. Кровь гулей забрал тот коновал, что деньги передавал ему за бандитов. Оказалось, что из крови этой мазь особо хорошая делается для обезболивания. А он-то и не знал. Вот уж воистину: век живи — век учись.
Фредерику он услышал еще на лестнице. С кем-то переговаривалась в своей манере и пыхтела. Несла видимо что-то. Но шаг все равно у нее был легкий и плавный. В комнату девушка вошла в сопровождении уже привычных глазу мужиков. Они в своей быстрой манере принялись менять воду, а Дера, тем временем, громыхнула подносом по столу.
— Тут каша гречневая и запеченный окунь. А еще редька с луком и конопляным маслом. Ну и… — она подняла в воздух бутылку и недвусмысленно улыбнулась, — реданская желудевая. Холодная.
У ведьмака тогда окончательно дар речи пропал. Он молча таращился то на стол, то на улыбающуюся Деру, уже разливающую водку по чаркам, то на мужичье, которое поглядывало на стол да перешептывалось. Внезапно Эскель ощутил, как его захлестнул гнев. Отчего-то не понравилось ему, что на травницу такие взгляды бросают, будто сожрать пытаются. А той хоть бы что. Стоит себе и лыбится. Хорошо, что в его сторону, а иначе — быть беде.
А когда мужики ощутили искрящийся праведным гневом взгляд на спинах, то суматошно подхватили ведра и заторопились к колодцу.
— Выпьем? — она ненавязчиво протянула стопку. — За твою удачную работу и за то, что я хорошо справилась без тебя здесь.
Выпили, и только теперь ведьмаку, наконец, полегчало. Отпустил и заказ тот дрянной с бандитами, и злость глупая ушла. Он принялся за еду, а Дера оперлась бедрами о край стола и, зажав в ладони стопку, скрестила под грудью руки.
— Я нашла Иту — швею мою знакомую, — начала она, а Эскель ел и поглядывал на нее исподлобья. — Заказала одежду. К утру пошить должна. Но мне нужна трава особая. Мы с ней условились на скидку хорошую, если я ей ее достану.
— Какая трава? — едва проглотив ком еды и затолкав в рот ломоть хлеба, ведьмак взялся за бутылку.