— Спасибо, — пролепетала девушка и, резко развернувшись на пятках, поторопилась к столу.
Ведьмак сделал вдох и короткий выдох. Взял себя в руки и направился следом. Захотелось выпить несколько чарок к ряду и надеяться, что в случае чего его снова не потянет танцевать. Мысленно обругав себя, он представил то неподдельное удивление в глазах его братьев-ведьмаков, увидь они, как лихо он вытанцовывает под музыку с ладной девкой. Наверняка бы засмеяли и даже не постеснялись. Дера, будто прочитав его мысли, тут же наполнила стопки и, неловко заулыбавшись, подняла свою вверх.
— За хорошую дорогу, — громко проговорила она.
Эскель кивнул и они выпили. А затем еще одну и еще. Постепенно, как пустела бутылка, вечер перетекал из томного в крайне обнадеживающий. А когда за ней пошла вторая, Дера окончательно потерялась во времени и пространстве. Слышала только задорные мотивы песен, хриплый голос трубадура и свой собственный смех. И чувствовала иррациональную тревогу от того, что руки ведьмака больше не бродили по ее телу в последующих танцах.
Ввалились в комнату они изрядно выпившие и до ужаса веселые. Внизу все стихло, трубадуры отработали свои деньги, а гости постепенно разбрелись кто куда. Единственные, кто остались в зале, это картежники. Но играли они тихо и особо не тревожили постояльцев. Фредерика все напевала недавно услышанные песни, а Эскель даже умудрялся подпевать ей, едва заметно пошатываясь. Сделав несколько кругов по комнате и едва не упав на пол от того, что под ноги неудачно попалась голова лешего, девушка докрутилась до кровати и, неловко запутавшись в ногах, рухнула на постель, раскинула руки в стороны и громко рассмеялась. Ведьмак, покачиваясь, прошел следом и, кое-как удерживая равновесие, присел рядом.
— Это было просто восхитительно! Эскель, ты мой герой! — восторженно залепетала она.
— Да какой из меня герой? — рассмеялся ведьмак. — Так, собутыльник.
— Герой-собутыльник. Так мне даже больше нравится.
Он покачнулся и завалился на бок, упираясь локтем в матрас. А сам принялся бесцеремонно разглядывать девичий профиль и её вздымающуюся грудь, а также косы, которые в танце то и дело запутывались на нем, будто старались привязать к своей хозяйке.
— Спасибо тебе. Большое и от чистого сердца, — Дера прижала ладонь к груди. — За то, что не бросил. За то, что ты такой добрый, и за сегодняшний вечер. Ты бы знал, как давно я так не отдыхала… я же так по этому скучала. Словами не передать…
— За умеренную плату обращайся с любой просьбой, — отшутился ведьмак.
— Ты только из-за денег так участлив и добр? — заплетающимся языком проговорила она, поднимаясь на локтях, и с крайней степенью недовольства глянула на Эскеля.
— Я…как бы… — начал тот, но осекся, понимая, что пошутил очень неудачно.
Все внимание привлекли приоткрытые губы травницы и то, как демонстративно она их облизнула. Она смотрела на него с вызовом, будто провоцировала на что-то, а на что именно, ведьмак пока не знал. Сделать что-то невпопад не хотелось, уже и так расшутился тут. Потому пришлось делать вид, что он слишком пьян и ничего не понимает. Дера еще раз осмотрела лицо Эскеля, вспомнила, как ее пробила дрожь от его горячего дыхания, а потом вздохнула и завалилась на кровать.
— Я буду спать прямо так. Нет сил шевелиться, — она мазнула рукой по воздуху и бросила ее на постель у головы.
Собственно говоря, и сам ведьмак не был против уснуть прямо вот так: лежа поперек кровати в одежде и обуви. Он лишь подтянул себе под голову подушку, а Деру ненавязчиво приманил рукой. Она повернулась на бок и уперлась лбом в его горячую грудь. Отодвинула в сторону медальон, чтобы не мешал, и устроилась поудобнее. Руками обхватила поперек его туловище и тогда уже прижалась к нему всем телом. Стало до невозможного тепло и уютно. От него пахло терпко, а твердая вздымающая грудь была горячей, словно растопленная печь. В голове едва ощутимо плыло, а выпитый алкоголь очень расслаблял. Дера потерлась кончиком носа о ведьмака, провела ладонью по спине, скомкала пальцами грубую ткань рубахи и блаженно простонала. А когда ощутила, как ее обхватили крепкие руки, лишая любой возможности выбраться, окончательно разомлела и провалилась в сон. Эскель не был настолько пьян, чтобы не понимать, что он делает и зачем. Водка избавила от комплексов, а быстрые танцы хорошо разогнали кровь. Тем не менее, мысли были ясными, а мозг работал, как и всегда — хорошо. Но игривый взгляд, звонкий смех, эти непослушные, будто живущие своей жизнью длинные русые косы, ее податливое тело, которое так и норовило прижаться к нему каждый раз, когда они выходили танцевать, словно давали ему своеобразное разрешение. Он знал и отчетливо понимал, что, если он обнимет ее, — она не будет против. А от выпитого, позволит даже пообжиматься в темном коридоре у входа в комнату. И, может быть, он полный дурень, что не воспользовался этим моментом. Но установленные им же самим границы пока нарушать было боязно. В этот вечер он понял, что расположение Деры он отчего-то ценил больше, чем сиюминутные похотливые желания. Потому прижался своей изуродованной щекой к растрепанной русой макушке и забылся во сне.
***
Впервые просыпаться не хотелось. Было тепло, мягко и пахло чем-то очень знакомым, а оттого даже, в каком-то смысле, родным. Тело не откликалось на любые потуги встать и проснуться окончательно. Дере снова снился Лан Эксетер, а еще всякие пошлые сценки, которые заставляли ее ерзать и сквозь сон едва слышно постанывать. Во сне она развлекалась с ужасно привлекательным молодым дворянином, который был очень искусен в любовных утехах. И пусть в реальности Фредерика еще не познала мужчину, но там, в безудержных фантазиях, ее изобретательности не было равных. А уж что вытворял ее эфемерный партнер… даже вспоминать было стыдно, не то что описывать. Она потерлась щекой о что-то волосатое и теплое, а потом услышала утробный стон. Глаза открывать не хотелось. Потому, проведя руками по широкой спине и поднявшись к плечам, Дера закусила губу, сдерживая улыбку. Неужто это не сон и она в самом деле уже в зимней столице Ковира и Повисса нежится в кровати с дворянином и наслаждается беззаботной жизнью?
Внезапно макушку обожгло горячим дыханием, а изгиб талии повторила тяжелая рука. Нега тут же слетела с Фредерики. Она резко вывернулась из крепких рук, уперлась ладонями в грудь и отодвинулась. Распахнула глаза и увидела перед собой сонное и хмурое лицо ведьмака. Его всклоченные волосы торчали во все стороны, а пальцы правой руки сжали одно запястье Деры. Тело тут же отозвалось ноющей болью ото сна на треклятой кровати с тонким матрасом, а из груди вырвался разочарованный стон.
— Доброе утро? — неуверенно пролепетала она, но раздосадованный взгляд спрятать не удалось.
Ведьмак заметил это, но виду не подал. Сдержанно кивнул и перевернулся на спину, согнув одну ногу в колене. Он потер ладонями лицо, резко сел и так же резко встал. Вчера все было так хорошо. Ему казалось, что лед тронулся в нужную и такую желанную сторону. Что вот еще немного, и уверенность в том, что его нежные потуги не высмеют, а примут и разделят. Но, увы, утром все снова вернулось на круги своя. Недовольная Дера, ее раздосадованный взгляд и наверняка эти ее сны про лучшую жизнь. Если уж снится ей это так часто, значит ли, что она ежеминутно думает об этом? Эскель не знал, но в груди неприятно заклекотала обида. А еще злость на самого себя. Он-то дурак, гляди, как губу раскатал на дочь аристократскую. Обедневшую и абсолютно беспомощную, конечно. Но зато породу так просто из крови не вымоешь никакими тяготами и лишениями. Несмотря на свои нетрадиционные для девиц своего положения увлечения, на свой странный образ жизни с низушком-травником, она все еще оставалась Фредерикой де Бейль, дочерью реданского аристократа и туссентской дворянки. Пусть и, в связи с военной неразберихой, опальной.