— Все равно ты колдунья проклятущая. Тьфу на тебя! — он плюнул в сторону. На забор побоялся.
— Да что я от такого невежи чумазого еще и уважения требую. Вчера только голову из навозной кучи вытащил, а уже в доспехи разоделся и ходит важничает, индюк.
К изгороди подошла невысокая худощавая девушка с прямыми и длинными волосами соломенного цвета. Обхватила ветки тонкими пальчиками, а второй рукой принялась перебирать красные бусы на груди. Ее светлые зеленые глаза с янтарными прожилками осмотрели с особой внимательностью ведьмака и травницу на его руках. Недобро блеснули и тут же, переменив взгляд на раздраженный, метнулись к Яну.
— Пошел отсюда, пес шелудивый, — фыркнула она скривив пухлые розовые губы. — За травками больше не приходи. А если заявишься, прокляну.
— А и заявлюсь, — расхрабрился тот и зашел за спину ведьмака. — Завтра же и заявлюсь. Не проклянешь! Духу не хватит!
— Скройся с глаз моих! — она мазнула по воздуху тонкой ручкой, которой до этого перебирала алые бусины, и демонстративно отвернулась.
Ян от этого жеста сплюнул, обернулся вокруг себя несколько раз, коснулся рукой спины Эскеля, кивнул ему, явно напоминая об их своеобразном уговоре, и торопливо зашагал обратно, то и дело бросая косые взгляды в сторону так называемой ведьмы.
— А ты, — она, наконец, обратилась к ведьмаку, — заходи давай. А то вижу, девица твоя совсем плоха.
Он неуверенно кивнул, наконец, ощутив легкую вибрацию медальона за пазухой, и двинулся вперед. Теперь сомнений в том, что эта ведьма и впрямь знается с магией, у него не осталось. Но то и к лучшему, лишь бы за помощь не запросила ничего невыполнимого.
Комментарий к Часть 27. Не каждую хворь лечит настойка
Бечено
========== Часть 28. Чародейка из-под Мурривеля ==========
Внутри хата была обставлена хорошо. Добротные деревянные стеллажи, набитые всяким множеством колб и прочими стеклянными емкостями с неизвестным, а оттого заведомо неприятным содержимым. Круглый дубовый стол и стулья с мягкой обивкой, а не табуреты, какие можно было встретить в деревнях повсеместно, стояли в центре комнаты. Небольшие квадратные окошки закрывали короткие бархатные шторки, а проход в дальнюю комнату был завешен коричневым сатином, с множеством побрякушек по краям. То ли это были каменья, то ли какие-то бусы, ведьмак не успел рассмотреть. Ведьма, не ожидая, пока он насмотрится и освоится, указала ему рукой на широкую лавку у входа и повернувшись спиной, принялась чем-то звенеть.
Он осторожно уложил Деру, провел рукой по ее горячему лицу, сметая грязные, прилипшие пряди волос и резко отстранился, услышав тихое покашливание за спиной.
— Ах, как давно я не видела, чтобы мужчина так над девой юной трясся, — с нескрываемым ехидством в голосе, проговорила ведьма. — А теперь пропусти, дай взглянуть на нее.
Эскель молча отошел, устроился у входа, оперся плечом о стену и с недоверием поглядывая на новую знакомую, скрестил на груди руки.
— Кто ты такая? — наконец заговорил он, когда увидел, как девушка водит ладонями вокруг лица Фредерики, спускается к шее, ведет по груди и плечам, затем все ниже и ниже.
— Ведьма. Ты же слышал, как меня назвал этот вонючий боров — Ян.
— Может быть и ведьма. Но только на местную ты не похожа.
— Отчего же? — она улыбнулась, и с хитрецой взглянула на ведьмака.
— Кожа чистая и светлая, волосы ухоженные, руки уж больно изнеженные, не грязные. А еще от тебя за версту несет гламарией.
— Мало ли, где я могла ее достать, — она нахмурила тонкие брови и принялась развязывать рубаху Деры.
— Твой дом обставлен так, словно тут живет самая настоящая чародейка. Все эти замашки на роскошь: сатин, бархат, каменья, подсвечники, стулья обитые. Где ты только это все взяла? И если это так, то мне даже интересно, что такая мамзель делает в таком захолустье, — усмехнулся ведьмак.
Девушка резко отпрянула от лежащей на скамье травницы, выпрямилась и скрестив под грудью руки, взглянула исподлобья на Эскеля. Алые бусы провалились в ложбинку меж ее грудей, а множественные браслеты блеснули в тусклом свете горящих по всему дому свечей. Ведьмак перевел взгляд на ее всколыхнувшуюся в вырезе безрукавки грудь, затем на насупленное лицо и непринужденно улыбнулся, понимая, что оказался совершенно прав.
— И к тому же, все это место пропитано следами магии, — заключил он, вбивая последний гвоздь.
— Ох, — она театрально взмахнула руками, а потом нашла взглядом ведьмачьи глаза. — Ничего от вас, ведьмаков, не скроешь.
— И не стоит пытаться. Но, на самом деле, — он провел рукой по груди, где, не унимаясь дрожал медальон, и сжал его, чтобы тот не нервировал. — Меня больше волнует то, что ты запросишь за оказанную помощь.
— Сущий пустяк, — она махнула по воздуху рукой и обернулась к застонавшей Дере. — Но сначала нужно убрать лихорадку и снять боли, а потом и поговорим. Поди пока, коня своего привяжи, что ли. Давай, давай.
Эскель бросил взгляд на не прекращающую хрипло стонать Фредерику, глянул в последний раз в красивое, но хмурое лицо ведьмы и вышел прочь. А когда оказался во дворе, то обнаружил Василька в компании вьющихся вокруг него блуждающих огоньков. Тот, из-за такого внимания, время от времени взбрыкивал и беспомощно махал гривой. Если не приглядываться, то на первый взгляд эти самые огоньки напоминали и впрямь что-то круглое и светящееся. А вот вблизи можно было заметить, что это «нечто» — ничто иное, как скукоженное, лысое существо, с толстыми ручками и ножками, свернувшееся «бубликом» и грызущее корешок. Но, несмотря на свой отталкивающий внешний вид — совершенно безобидное. Они окружили коня и с нескрываемым интересом осматривали его своими огромными желтыми глазами, издавая едва улавливаемое слухом жужжание. И очевидно, что притягивает их сюда совсем не Василек, а магия этой ведьмы, которая на деле оказалась обыкновенной и типичной чародейкой. Босоногой, но с аристократическими замашками, нарочитой манерностью и плохо скрываемым сарказмом. Разогнав эти «огоньки» руками и усмирив знаком коня, Эскель подвел его ближе к хате и привязал к столбику, вбитому в землю на углу. Для каких он тут нужд, понять было трудно. Но в качестве коновязи — сгодится. А как вернулся в хату, то обнаружил, что Дера все так же лежит на скамье, но с шелковой подушечкой под головой, укрытая и с деревянной бадьей рядом. Видать, ее состояние снова усугубилось. Ведьмак подошел ближе, склонился над травницей. В нос резко ударил запах ятрышника и бессмертника. На лбу у нее лежала смоченная в каком-то отваре тряпка, но цвет лица все еще был мертвенно бледный. Он даже не успел коснуться ее руки, как услышал голос, донесшийся из-за коричневой шторы, что теперь была подвязана какими-то бусами и открывала проход в другую комнату.
— Ведьмак, поди сюда. И хватит на девицу свою пялиться.
Эскель вздохнул, раздраженно закатив глаза, но все же пальцами огладил прохладную руку Деры. И только потом пошел на зов.
Придержав рукой край ткани, он вошел в комнату, снова принявшись осматриваться. Ох уж эти чародейки. Любили же они захламлять все пространство всякими диковинками, несомненно опасными для простого обывателя. Достаточно вспомнить единственную облюбованную, а оттого и обжитую, комнату в стенах его родной крепости. Боги, сколько там было всего. Даже вспоминать страшно. Только вот зайти, поглазеть да потрогать всякие магические штуки он как-то постеснялся. Но, тем не менее, внутри той комнаты, в которой он сейчас находился, — было просторно, несмотря на весь хлам. В дальнем углу, за деревянной резной ширмой, стоял мегаскоп, на стенах висели самодельные держатели для трав, на которых те успешно сохли. Из-за широкого шкафа, что был забит всевозможными фолиантами и свитками, выглядывал край деревянной кровати. А по углам громоздились друг на друге ящики, забитые невесть чем. Сама ведьма, или уже точнее сказать — чародейка, стояла у небольшого трюмо с зеркалом в золотой раме. Она перебирала многочисленные баночки и принюхивалась к каждой, едва заметно хмурясь.
— Какой исполнительный, — она внезапно обернулась в сторону Эскеля и растянула губы в учтивой улыбке.