Вышло плохо, но он старался изо всех сил. Дера задумчиво помяла пальцами его руку, нахмурилась, а потом, вздохнув, заговорила:
— Береги себя. Нам еще в Лан Эксетер ехать.
— Конечно. Гусиный паштет, молодые дворяне, набережная, — не без улыбки перечислил он все то, чем травница его изводила последние дни чуть ли не каждое утро.
— В Лан Эксетере нет набережной и улиц нет, — подала голос Кейра. — Все перемещаются по Великому каналу на лодках.
Фредерика и ведьмак переглянулись, а затем травница хрипло рассмеялась.
— Лодка с молодым дворянином, Эст-Эстом и гусиным паштетом — тоже сгодится.
— Если уже о вине и мужчинах заговорила — идешь на поправку, — как бы между прочим вставила чародейка, и не отрывая взгляда от раскрытой перед ней книги, задумчиво забарабанила ноготками по поверхности стола.
Ведьмак пробежался взглядом по изможденному девичьему лицу, огладил ее руку, которую держал в своих, и только намеревался встать, как ощутил легкое прикосновение к своему лицу. Дера заправила за ухо темные сальные пряди волос, прижала ладонь к шраму на щеке, осторожно погладила его. Затем, словно опомнившись, убрала руку, мазнув по его губам пальцами, и отвернулась к стене.
— Береги себя, — смущенно заворчала она.
Эскель судорожно выдохнул, но спокойно и даже вкрадчиво поблагодарил ее, встал, поправил штаны и зашагал к выходу. Дера молчала и рассматривала деревянные брусья перед глазами, а Кейра громко хмыкнула. Искренне надеясь, что это было адресовано не ей, травница зажмурилась и постаралась немного подремать. Силы, пока еще, не вернулись к ней полностью. Оттого, даже от такой минимальной активности появилась усталость.
Ведьмак вышел во двор и громко чертыхнулся. Пнул ногой траву, вырвав носком сапога короткие стебли и твердым шагом направился к Васильку. Конь обмахивался хвостом и лениво пережевывал зелень. А когда заприметил хозяина, то радостно зафырчал. Но хозяин был не в духе. Мало того, что в голову наконец пришло осознание того, что вечером ему не избежать резни, так еще и оправдание тремя тысячами уже переставало работать, как раньше. После каждого ее прикосновения, после каждого взгляда, наполненного искренней заботой, на душе становилось очень гадко. Она просто переживала за него, как за друга, как за напарника и как за единственного союзника, которым в данный момент располагала. А он что? А он при любом удобном случае представляет, как будет овладевать ею в весьма замысловатых позах. Что за напасть такая, пока было непонятно. Но то, что удавалось себя контролировать как минимум до тех пор, пока не останется наедине с самим собой — вселяло надежду. Надежду на то, что бушующие гормоны не отключат рассудок окончательно и силу их влияния все еще можно укротить.
Вспомнился страшный подростковый период. Тогда юные ведьмаки, едва получившие свои медальоны и мечи, сходили с ума от всех прелестей переходного возраста, будучи запертыми в Каэр Морхене безо всякой надежды на то, чтобы увидеть хотя бы часть девичьих грудей. Да, каких там грудей — хоть бы просто девку увидеть, даже не раздетую, и на том спасибо. Мутации, конечно, делали их бесплодными, но желание не отбивали. А подростковую гиперсексуальность приходилось, под чутким руководством наставников, вымещать на тренажерах. Но страшно было то, что он уже и не подросток вовсе, а навязчивая тяга эта, отключающая разум, снова проклюнулась. Уж воистину: седина в голову — бес в ребро. Правда седым он не был, а стариком — лишь номинально, но тем не менее — возраст есть возраст. С чувством пнув траву и кого-то невидимого в ней, Эскель крепко выругался и наконец, более-менее взял себя под контроль. Не так много времени у него осталось на подготовку. Потому, лучше не терзаться невесть чем, а помедитировать, собраться с мыслями, проверить, что у него осталось в запасах и наточить меч.
А как солнце спряталось за горизонтом, ведьмак огладил голову дремлющей Фредерики, выслушал короткое напутствие чародейки, дал себе безмолвное обещание — сделать все возможное, чтобы минимизировать жертвы и выехал в сторону Мурривеля. Но когда все шло по плану?
В предместье была та еще темень. Если бы не умение видеть в темноте, то до ворот он ни за что бы не добрался. Тем не менее, Ян, Лукаш и два их бессменных напарника вооружившись факелами и будучи на взводе — ждали его на мощенной дороге.
— Мастер! — крикнул Лукаш и махнул факелом. — Сюда, мастер!
Эскель повернул коня и неторопливо повел его по дорожке. На улице было тихо. Да настолько, что на душе становилось неспокойно. Даже сверчки не стрекотали, и козодои не пели свои песни. Недоброе, неспокойное чувство продолжало разрастаться внутри, но ведьмак упорно его игнорировал. Зайти в город, убить только ипата, обыскать его дом и вернуться к Дере. На слух — вроде ничего сложного, а как будет на деле — поглядим.
— Мастер! — закричал уже Ян. — Давайте, быстрее! Раньше сядем — раньше встанем.
— Я не люблю спешить, — невозмутимо заявил Эскель, поведя плечами от тембра собственного же голоса, слишком серьезного даже для него.
— И правильно, мастер! Правильно, — вмешался кто-то из мятежников.
Ведьмак остановил коня, зачем-то осмотрелся по сторонам и спрыгнул на землю. Схватил ножны со стальным мечом, поправил сумку, перекинутую через плечо, намеренно отогнал Василька ударив ладонью по крупу и, собравшись духом, двинулся в сторону ворот.
— Ну, удачи! — подняв вверх кулак, поддержал его Лукаш.
От этого легче не стало. Даже скорее наоборот — окончательно пришло осознание некоей бесповоротности. Перехватив покрепче ножны, Эскель прислушался. Вокруг стояла все та же зловещая тишина. А когда ворота с громким скрипом заскребли по земле, открываясь, он медленно выдохнул приводя сердцебиение в норму, закрыл и открыл глаза, весь подобрался и скрылся в тени города.
Внутри и впрямь никого не было. Либо он недооценил Яна и его компанию бравых мятежников, либо Мурривель не славился храбрецами. Сам город был компактный и можно даже сказать — уютный. Если бы не мертвые дома без единого следа света в окнах, пустые улицы и чертова тишина, которая уже порядком начинала действовать на нервы. Но, тем не менее, он ощущал чье-то незримое присутствие. Инстинкты кричали о том, что за ним следят, что дома эти не так уж и пусты, как может показаться. Плавно и практически бесшумно продвигаясь все глубже, Эскель внезапно замер, услышав, как натянулась тетива арбалета с характерным хрустом становясь в зацепной зуб. Тут же вылетел болт, со свистом рассекая воздух. Ведьмак ушел чуть вправо, склонив голову. Свист опалил ухо и болт встрял в землю недалеко от него. Стреляли из ближайшего дома, аккурат из-за спины. Это если учитывать, что дальность арбалетов не больше двухсот метров. Не успев все хорошенько обмозговать, ему снова пришлось уворачиваться, прикрывая спину лезвием меча. Острие со скрипом пролетело по касательной к мечу, и болт отпрыгнул в сторону. Конечно он не любил так делать, но сейчас выбирать не приходилось. А когда воздух разрезал третий свист, Эскель принял решение — бежать и искать укрытие. Все, что хотел, он уже узнал. Теперь главное засесть где-то и подумать, как бы найти другой путь, чтобы не влезать в ненужные конфликты. Радовало одно — нужный дом был на площади, что находилась за углом.
Перепрыгнув через перила крыльца, он ловко нырнул в просвет между домами. Если не получится убежать, так хоть сможет смерть свою отсрочить. Тогда он прижался спиной к стене и принялся рыться в сумке в поисках оставшихся эликсиров. Может быть, если выживет, наконец, выкроит время и наварит всего впрок, но явно не сегодня. На дне болталась Иволга, Ласточка — меньше трети флакона, Чайка, а еще Яд повешенного — яд из ядов, как сказал однажды Геральт, но для борьбы с людьми — в самый раз. Пока торопливо вытрушивал остатки на тряпку, а щекой и плечом придерживал меч за гарду и рукоять, в голове появлялись вопросы один за другим. Вот только ответов, увы, он не находил.
Город совсем не освещался. И как в такой темноте кто-то пытался попасть по нему, да еще из арбалета? Стреляли наугад, выходит. А если нет? А если среди выживших есть те, кто отлично видит в темноте? Ведьмаки? Нет, тогда Ян сказал бы ему об этом. Но, если вспомнить этого сраного Яна, то ничего он бы не сказал. Это чудо, что вообще упомянул о том, что кроме ипата в городе еще кто-то остался. А если и остался, то почему не перебьют охрану у его дома и не вызволят властителя?