Бечено
========== Часть 8. Рваные пряди ==========
К полудню солнце начало припекать. Не так конечно, как в середине лета, но тоже весьма ощутимо. Тень от веток становилась все меньше, и теперь оголенные ноги травницы ласкали горячие солнечные лучи. Ветер немного поуспокоился, но все еще ощущался и заставлял кожу покрываться мурашками. Если бы только он был чуточку свежее и прохладней, было бы просто замечательно. Или то не из-за жары Деру так разморило? После той близости, пусть и, на ее взгляд, весьма целомудренной, словно у любовников, которые только начинают свой путь в интимных ухищрениях, Фредерика поудобнее устроилась между раскинутых в стороны ног ведьмака и улеглась спиной на вздымающуюся горячую грудь. Одну руку она положила на согнутое колено, а второй водила по его бедру, спрятанному под плотной тканью штанов. Сам ведьмак, кажется, от таких поглаживаний задремал, так как не издавал никаких звуков уже продолжительное время. Даже не сопел, как обычно.
Травница с упоением рассматривала трясущуюся на ветру сочную листву, перекладывала ноги одна на другую и томно вздыхала. Подол рубахи оголял ноги чуть выше колен, а от сапог и вовсе хотелось избавиться. Но ходить босой по полю было боязно. Мало ли, вдруг что укусит или за ногу схватит. Но сейчас она явственно ощутила как последние остатки сомнений в ней рассеялись, а слова Кейры о влюбленности возымели не абы какой смысл.
Стало интересно, как ведут себя влюбленные ведьмаки. Точно так же, как и обычные мужчины? Уделяют внимание своей зазнобе, хотят постоянно прикасаться к ней и поют серенады под окном? Хотя Дера очень слабо представляла поющего Эскеля под окном чародейской хаты. Но, с другой стороны, это было бы то еще зрелище. Не очень красивое, может быть, но зато запоминающееся. Но после того, что она испытала в его руках, ей начало казаться, что она сама готова петь ему эти треклятые серенады и выплясывать кадриль перед дверью, лишь бы он снова обратил на нее внимание и прикоснулся с тем же благоговением и той же нежностью, с которыми касался сегодня.
Девушка повела плечами от накативших воспоминаний. Боги, лишь бы не потерять лицо от проснувшейся похоти. В книгах, что она в юности любила почитывать вечерами при свете свечи, было все описано достаточно красочно, но любые описания меркли по сравнению с тем, как это ощущается в реальности. Она тут же прижала ладони к порозовевшим щекам и напряглась от накатившего стыда. Даже ощущение того, как ведьмак провел пальцами по ее плечу, ненавязчиво задел ворот рубахи и скользнул к волосам, не доставило достаточного удовольствия.
— Что не так? — тихо спросил он, ощутив ее резкое напряжение.
— Все хорошо, — сдавленно ответила та. — Просто смущаешь ты меня.
— Прости, — в его голосе не было и доли раскаяния, зато прорезалась игривость.
Травница усмехнулась и, упираясь руками в бедра Эскеля, наклонилась вперед, намереваясь встать.
— Ты куда? — он мгновенно положил руки на ее талию.
— За васильками, — она ловко выскользнула из ненавязчивой хватки и, наконец, встав на ноги, неуклюже качнулась из стороны в сторону. — Пока мы сюда ехали, видела их в поле. Соберу букет Кейре.
— Да что ей эти васильки? — хмыкнул он, вытянувшись.
— Как это? Ужас, ты такой невежа! — фыркнула Дера и поправила смятую от долгого сидения рубаху. — Во-первых, всем женщинам нужно дарить цветы. И главное, делать это неожиданно. Тогда им будет вдвойне приятней. А во-вторых, ты видел ее волосы? Такие яркие и лазурные лепестки будут ей очень к лицу.
— Дера-Дера… — расплылся в кривоватой улыбке ведьмак. — Не знаешь ты чародеек… Они не обычные женщины.
— А ты у нас знаток чародеек? — перекинув за спину длинные пряди волос и наклонившись, чтобы подтянуть сапоги, она глянула из-за плеча на ведьмака.
Тот напрягся, и улыбка тут же исчезла с его лица.
— Нет. Не знаток, — коротко бросил он, понимая, что рассказывать о своих похождениях только что ответившей взаимностью девушке не стоит.
— Ну раз не знаток, тогда постереги вещи, а я быстро.
Эскель только хотел что-то возразить и ринуться вслед за ней, но почему-то поумерил свой пыл сразу после ее странного взгляда и этого «постереги вещи». Обычно она никогда не была против его компании, а тут вот так запросто взяла и ушла одна. Может, заподозрила чего в его взгляде или выражении лица? Ведьмак тяжко вздохнул и снова откинулся назад, опираясь о древесный ствол. Закинул за голову руки и принялся рассматривать кусочки неба, мелькающие между веток.
Можно ли после всего того немногого, что между ними случилось, заиметь на Фредерику какие-то права? Можно ли назвать ее своей женщиной? Хотя какая из нее женщина? Девушка ведь еще. Внезапно в воспоминаниях всплыла ехидная ухмылка Ламберта. Подумать только, ведь если он издевался над Геральтом из-за того, что тот связался со старухой, пусть и внешность Йеннифэр не портили ни морщины, ни седины, то что же скажет о том, кто стелется перед соплячкой, у которой едва налилась грудь и появились первые потуги к мужчине. Уж наверняка съязвит как-то похуже, а может, и того гляди окрестит извращенцем.
Василек зафырчал откуда-то справа. Эскель лениво перевел на него взгляд, понял, что конь просто привлекает к себе внимание, и вернулся к созерцанию зеленых ветвей. Есть почему-то не хотелось и пить тоже. Вообще ничего не хотелось, только думы в голове были одна тяжелее другой. Например, впервые он задумался о том, а что же будет потом? Ну доберутся они до Лан Эксетера, а дальше-то что? Разъедутся кто куда? Дера подыщет себе молодого дворянина и забудет обо всем? А как же сам ведьмак? Уедет дальше странствовать по континенту? Осознание того, насколько реален этот сценарий, неприятно кольнуло в груди. Да настолько, что Эскель аж зажмурился.
Громкое ржание Василька и дрогнувший на груди медальон заставили сбросить с себя полудрему и распахнуть глаза. Перед лицом летала светлая птичка, то и дело громко щебеча, как воробей. И, судя по шлейфу искр, она была магической. Понять, чей это посланник, было не трудно. Ведьмак протянул руку, и птица уселась на его ладонь. Взмахнула крыльями, прочирикала «Caemm a me» [Иди ко мне], надула свое круглое пузико и рассыпалась ворохом огоньков.
— Надо же! — воскликнула Дера, которая подошла подозрительно тихо для той, кто имеет привычку, время от времени, быть до жути неуклюжей.
— Нам пора возвращаться, — Эскель небрежно смахнул с руки остатки магической птицы и неторопливо встал.
— Хорошо. Правда, мне немного стыдно. Я ведь так и не поупражнялась, как полагается.
Ведьмак усмехнулся и заправил за пояс торчащий край рубахи.
— Считаешь нашу небольшую вылазку бесполезной? — он принялся сворачивать подстилку, предварительно отряхнув ее от прилипшей травы и земли.
— Не считаю, — щеки девушки вспыхнули, и она сильнее сжала в руках огромный букет васильков и еще каких-то цветов с желтыми лепестками.
Он готов был поклясться, что там было не меньше пяти десятков стеблей. И где травница столько отыскала даже и не представлялось. Но, надо признать, что к лицу они были не только светловолосой чародейке. Дера тоже смотрелась с ними очень хорошо. Яркий синий цвет бутонов оттенял ее светлую кожу и русые волосы. А еще Эскель заметил, что губы у нее наконец утратили былую бледность — стали яркими и сочными. И он бы с радостью бросился их целовать, если бы не нужно было возвращаться. Но, впрочем, еще успеется.
Взглянув на Фредерику еще раз, он свистом подозвал к себе Василька. Тот охотно подошел и даже боднул его руку мордой. Видать, уже заскучал от такого долгого нахождения на одном месте.
— А можно я с тобой пойду? — тихонько спросила она, заправив за ухо спавшие на лицо пряди.
— Конечно.
Ведьмак накинул настил на седло, взял в руку корзину, к еде в которой они так и не притронулись, а второй рукой, подхватив поводья, повел коня полями. Дера пристроилась рядом и с присущей себе неловкостью засеменила по правую руку. Она любовно прижимала к себе цветы, неустанно бросая странные взгляды на Эскеля. А когда надоело играть в гляделки и концентрация решительности добралась до необходимого предела, то приблизилась и обхватила рукой его предплечье. Ее пальцы были зелеными от сока стеблей и пахли почвой и травой, но то, как они держались за него, вызывало необъяснимый трепет внутри. Фредерика готова была приблизиться еще, только корзина в руке ведьмака помешала. Но в целом и без того было приятно и даже в некотором роде непривычно. По крайней мере, Эскель не припоминал никого, кто вот так вот просто мог пристроиться рядом, взять под руку и идти, как ни в чем не бывало.