Выбрать главу

— Нет! Лежи смирно! — воскликнула Дера и коснулась ладонью его предплечья.

По телу тут же пошли приятные вибрации, которые теперь ощущались настолько ярко, что Фредерика не выдержала и громко ойкнула, чем вызвала недовольный вздох. Да что с ней происходит, в самом деле? Откуда такая внезапная чувствительность? Может быть все из-за ее «напасти» деликатного характера? Вот только отвлекаться в такой момент, тем более на свои же собственные мысли и страхи, может быть чревато нехорошими последствиями. Как минимум, если у нее с первых двух-трех раз ничего не выйдет, то придется уповать на ведьмачью регенерацию, ибо больше ингредиентов нет. А она, зараза, справляться почему-то не спешила. Исходя из этого, сделав глубокий вдох, травница взяла себя в руки, постаравшись выбросить все лишнее из разума, и зачерпнув как можно больше кашицы коренья пальцами, осторожно принялась наносить ее на покрытые огромными синяками места. Продолжая дивиться тому, какая она горячая. Будто в печи кто разогрел.

Удивительно, но мандрагорового корня хватило впритык. Будь Эскель чуть по шире, пришлось бы думать, как из этого всего выкручиваться. Отставив пустую банку в сторону и предусмотрительно ополоснув руки в грязной воде, что осталась в бадье после многочисленных помывок, Фредерика взяла в руку огарок и неловко взглянула на ведьмака.

— Не мог бы ты… ну… свечу зажечь? — замолкла и чутка помявшись решила добавить. — Пожалуйста.

Тот осторожно приподнял руку и, бросив короткий взгляд в сторону травницы, щелкнул пальцами поджигая почерневший фитилек.

— Спасибо. А теперь, расслабься, — спокойно заговорила Дера, вот только дрожь в голосе оказалось не так просто скрыть.

Эскель сдавленно выдохнул, плотно закрыл глаза и, на всякий случай, помолился пресвятой Мелитэле. Он, конечно, молитв всех этих не знал, но решил сделать это по-своему, как сердце велело, так сказать. И если она такая великая и внимательная к просьбам своих почитателей, то наверняка должна услышать и его. Ведь он совсем не собирался умирать вот прямо здесь и сейчас. Но раз уж такое произойдет, то пусть примет его в свои объятья. Ну или куда она там принимает всех, кто взывает к ней?

— Aenye gwella’ch do’en benn, od gwelodd ynn scarum. Ear yn rhoi steal. Od seo ei rhoddion fywyd aen as vita, — зашептала Фредерика, плавно склоняя свечу, чтобы воск стекал туда куда нужно.

Ее шепот доносился до Эскеля словно эхо сквозь лесную чащу. И звучал он так приятно, как звучит шелест листвы на ветру. Однажды он слышал, как перешептывались наяды на южном берегу озера Вызимы, со стороны Темноводья. Голоса у них были тихие, вкрадчивые, словно обволакивали душу и успокаивали сердце. Тогда он решил заночевать прямо на берегу и долго не мог понять опасны ли эти водные нимфы или нет. Обычно ведь всегда норовили кого-то зачаровать танцами и песнями, но тут были слишком увлечены своими беседами, а еще какими-то побрякушками из камней с озерного дна.

— Aenye gwella’ch do’en benn, od gwelodd ynn scarum. Ear yn rhoi steal. Od seo ei rhoddion fywyd aen as vita…

Вот и сейчас ему стало так же спокойно, словно он снова повстречал наяду. И безмятежность эта усиливалась приятным теплом, что расползалось откуда-то со спины на бока, затем концентрировалось в груди и разливалось по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. А когда голос Деры перестал быть различим, ведьмак непроизвольно растянул губы в своей привычной кривоватой улыбке.

— Aenye gwella’ch do’en benn, od gwelodd ynn scarum. Ear yn rhoi steal. Od seo ei rhoddion fywyd aen as vita, — это был последний раз, потому Фредерика вложила в него всю свою уверенность и, если их таковыми можно назвать, силы.

Черный фитиль потух, воск застыл так и оставшись на толстом тельце свечи, а Дера на сдержала облегченный вздох. Если улыбаться удумал, значит все хорошо. И к тому же, воск, едва успевая касаться мандрагоровой каши, тут же превращался в светлые искры, разлетался в стороны, растворяясь в воздухе. А как потребность в нашептывании нужных слов иссякла, Фредерика наклонилась к своим сумкам. Дыхание у Эскеля стало ровным и очень спокойным, поэтому она и сама поуспокоилась. Взяв в руки свой драгоценный отрез, она резко отодрала от него кусок и направилась к бадье, чтобы смочить.

— Эскель? — тихо позвала травница, склонившись над его лицом и придерживая одной рукой свои волосы, чтобы те не перевалились наперед.

Ведьмак кое-как приоткрыл глаза и перевел сонный взгляд в сторону Деры. Она добродушно улыбнулась ему и бегло осмотрела лицо. Бледность никуда не ушла, и шрам был все такой же синюшный, но хотя бы перестал хмурить брови свои.

— Как ты? Что чувствуешь? — она бегло осмотрела его лицо еще раз, а затем выпрямилась, расправила в руках мокрую тряпку и осторожно провела по груди, стирая остатки каши, пепла и мела.

— Щекотно, — едва сдерживая смешок отозвался мужчина.

— Я рада, что ты повеселел, — улыбаясь ответила Фредерика. — Но мне важно знать, осталась ли боль.

Но вопрос этот стал риторическим ровно в тот момент, когда она мазнула рукой по его ребрам, и стерев остатки кашицы, заметила, что под ней не осталось и намека на прежнее посинение. Только едва заметные коричневатые следы.

Эскель сделал глубокий вдох, а затем выдох. Боги, как легко ему дышалось. Он уж и забывать стал как оно, когда от желания дышать не приходится ожидать приступы боли. Сделав, на всякий случай, еще один вдох, он перевел взгляд на Деру. Внимательно всмотрелся в ее глаза, что едва были видны из-под полуопущенных ресниц и скользнул взглядом к сухим, сжатым губам, тут же одергивая себя. И как бы ему сейчас не хотелось броситься на нее с поцелуями, он всеми силами останавливал себя, неустанно проговаривая в уме слова старого ворожея про прихоть.

А как все было стерто, Фредерика отбросила на край кровати измазанную тряпку и осторожно провела рукой по груди ведьмака. Спустилась к ребрам, чутка нажала и всмотрелась в его лицо. Хмурой гримасы не было, одна лишь задумчивость.

— Болит? — решила все же поинтересоваться она, а то мало ли, вдруг он снова удумал терпеть.

— Нет, — тихо заговорил Эскель. — Спасибо. Ты спасла меня.

— Скажешь тоже, — Дера смущенно отвела взгляд. — Это ты спас меня. И не раз. Хоть и не должен был этого делать.

— У нас же был уговор, — заметил ведьмак, переведя взгляд в потолок, понимая, что его неслабо так сморило.

И сейчас он даже рад был тому, что сон начал потихоньку его одолевать. Все же ритуал раны залечил, но усталость никуда так и не делась. К тому же, сколько дней он не спал на нормальной кровати? Пять дней? Или шесть уже?

Понимая, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений, Фредерика молча кивнула и склонилась чуть ниже к его лицу. Касаться его грязными пальцами не стала, а только лишь осторожно прижалась своими губами к его, оставляя на них поцелуй. Вот только с ответом ведьмак припозднился, так как Дера уже отстранилась и, напоследок, оставила мягкий поцелуй уже на его лбу.

— Отдыхай, — шепнула она, заметив замешательство в его взгляде. — Ты заслужил хороший сон, — не без улыбки добавила и отстранилась.

Затем, без какой-либо задней мысли, прошла к изножью кровати и не говоря ничего, принялась стаскивать с Эскеля сапоги. Тот в край смутился и опешил. Привстал на локтях, благо тело уже позволяло, и только собирался отогнать сердобольную девушку, как та взглянула на него таким теплым взглядом, что он тут же растерял весь свой энтузиазм.

— Не обольщайся сильно. Это только сегодня, — лукаво улыбнувшись, заговорила она.

Тогда и он не смог сдержать улыбки. Усмехнулся и завалился обратно на подушки, чувствуя, как травница справилась вначале с одним сапогом, затем взялась за второй. Боги, кому расскажет — не поверят. Его раздевает баба, при чем не из-под палки, а сама, добровольно и из самых лучших побуждений. Хотя какая из Деры баба? Аристократка она, девка голубых кровей. Вот уж точно — жизнь крайне непредсказуемая штука. Простого ведьмака охаживает дочка графини туссентской. Сюжет достойный самой лучше баллады, как есть. И мало того, как управилась, так еще отыскала покрывало шерстяное и укрыла ему ноги. Эскель тогда вообще готов был защипать себя до смерти чтобы удостовериться, что это не очередной его сон. Вот только этот самый сон пришел очень внезапно. Именно тогда, когда тело окончательно расслабилось на мягком матрасе и согрелось от шерстяного покрывала.