Травницу передернуло от раздражения в голосе Эскеля. Он еще никогда так с ней не разговаривал, и она искренне надеялась, что никогда не заговорит. Но ведь, никогда не говори «никогда», так? Ей-то казалось, что в Пацыкивке было все плохо. Но нет, теперь стало еще хуже. И вроде бы она даже могла понять эти вот его эмоции. В самом деле могла, да не хотела. Сейчас все мысли были только об одном — сделать все для того, чтобы никогда и ни под каким предлогом не вернуться в Реданию и тем более под крыло матушки. Уж лучше на край света, в рабство, да хоть куда, но не туда.
— Значится, достопочтимый король Визимир Справедливый, да упокоится его светлая душа, был человеком хорошим и владыкой великим. Токмо даже у таких как он имеются свои слабости. А слабость эта заключалась вот в чем — охоч он был до баб. И до того, как взял в жены достопочтимую королеву Гедвигу, и после. И значится, вот что приключилось. Пока молодой-то, кровь кипит, эмоции бурлят. Ну и добурлили они до того, что снюхался наш достопочтимый король с кметкой, которая со временем понесла от него мальчонку. История стара как мир, — всплеснул руками Михал, едва не перевернув кружку с пивом. — Но был нюянс один.
— Какой нюанс? — Эскель сделал глоток пива и с интересом уставился на лукаво улыбающегося Михала.
— Мальчонка родился крепкий, здоровый, но с пороком врожденным. Вся правая сторона, — он поводил справа от своего лица рукой, — была неполноценной, недоразвитой. Поговаривают выглядело это все жуть как страшенно. Тогда эта баба, да как любая баба — непутевая и в край суеверная, поперла его к ведьме тамошней, в лес. Ну чтоб подлечила. Все-таки сын будущего короля! Авось и глядишь — не забудут и пристроят.
— Дай угадаю, — хмыкнул в кружку ведьмак. — Не пристроили?
— Пристроили, — подала голос Дера, заставляя сидящих за столом вздрогнуть. — Но не прижился.
— Верно госпожа говорит, — закивал Михал. — Значится, вот что дальше было. Принесла она мальчишку к ведьме, а та и говорит ей, мол порча на нем какая-то страшенная лежит, и что виноват в этом, якобы его дед, отец короля Визимира — Гериберт Сварливый. Якобы прознал он, что мальчонка нагульный появился у сына его, вот и проклял с помощью магии чародея придворного. И что извести его надобно, Гериберта-то, чтобы сынишка ее излечился. А если не изведет, то он всю жизнь будет уродцем ходить. Оно-то непонятно, то ли на короля у ведьмы этой зуб был, то ли и взаправду помочь решила младенцу. Но, ой неспроста, мне кажется, Сварливый чародеев не любил. Налогами вон их с ног до головы обложил. Но тем не менее, при себе одного такого умельца держал, — усмехнулся он и отпил пива.
— Дальше-то что?
— Отравила она короля, вот что. — снова заговорила травница. — Постель его в Волкобое вымачивала целую неделю и меняла каждый день. Запах сбивала жимолостью. Она ведь при дворе была. Тряпьем занималась, а когда прознали об этом, то ее саму в темнице измучили и повесили не только за убийство, но и за колдовство и мракобесие, а сына ее, то есть отца моего, забрал Визимир на попечение. И сыном даже признал, чтобы аристократии рты заткнуть и отцу своему тоже. Волевой был он. Волевой и совестливый.
— Как пить дать — волевой и совестливый, — закивал Михал, подхватив рассказ. — Значится, забрал он господина Радослава. Носился с ним, говорят, как с писаной торбой. И то ему и это. Уж малец и выглядеть, как чудище болотное, перестал. Вот что забота отцовская делает! А не ведьмы эти клятые, — он сплюнул на пол. — А когда пришла пора достопочтимому Визимиру жену себе выбирать, то и пал его нагульный в немилость. И пусть сама Гедвига была женщиной покладистой, но пасынка терпеть не хотела. Обработала она нашего тогдашнего короля ловко и с хитростью, а он уши-то развесил и все ее пожелания выполнил. Права наследования господина Радослава лишили, но титул нехитрый присвоили и держали подле себя, чтобы не удумал чинить всякое и посягать, упаси святая Мелитэле, на престол. Так и жил господин, пока не влюбился в госпожу де Бейль. А там свадебку сыграли да детей наделали. Вон, одна из них сидит рядом с вами, — улыбнулся Михал. — А как Третья война за Север началась, так король Радовид сразу приказал всю династию во дворец стянуть и… — он неловко поводил руками вокруг кружки, — и обезопасить их.
— Знаем мы, что Радовид имеет ввиду, говоря «обезопасить», — фыркнула Дера скрестив на груди руки.
— То есть, исходя из всего, ты хочешь забрать Фредерику и увезти к королю? — хмуро поинтересовался Эскель.
— Да, — кивнул мужик.
— И куда повезешь?
— Как куда? В Третогор, для начала. А там, до дальнейших указаний.
— А если я не поеду? — сжала руки в кулаки Дера и стукнула ими по столу. — А если я свободы хочу? Жить без оглядки хочу! Без интриг вот этих всех, без политики, без жертв, и без клятой этой династии.
Ведьмак задумчиво глянул на травницу, а потом на Михала. Тот обреченно вздохнул и опустил голову.
— Неможна, госпожа, — тихо проговорил он.
— Как? Просто не говори, что нашел меня и дело с концом.
— Не могу. У меня приказ, госпожа. Не стращайте меня своим взглядом вот этим. Ну не могу я! Не могу! — начал возмущаться мужик, а потом ударил себя ладонью по груди. — У меня приказ самого короля, госпожа. Да и матушка ваша!
— А если он убьет меня? А если мать моя меня в расход пустит для интриг своих? — внезапно захрипела Дера. — Братья ушли на фронт, воевать — всем было плевать. Проредить ненужную и порченную ветвь — не грех, ведь так? Отец пропал бесследно. А матушка все это время подле короля сидела и думаешь без дела? Ты же не дурак, Михал. И, все же, просишь меня вернуться?
— Да что вы говорите такое, госпожа! — возмутился тот и хлопая ладонями по столу, вскочил на ноги. — Да король…! Да он за свою семью! Да он горой встанет!
Дера сокрушенно покачала головой, а Эскель задумчиво осмотрел ее. Он сразу понял, что она не врала. Уж не в этот раз. Хотя веры в ней уже особо и не было, и разобрать, что в ее словах было правдой, пока сложно. Но, с другой стороны, деньги она ему за сохранность свою обещала и дала? Дала. А гордость профессиональная у Эскеля есть? Есть. Значит нужно работу выполнить до конца. К тому же, ворожей велел везти ее на Север? Велел. Значит нужно вести. А там может и предназначенный ей ведьмак уж как-то своему дитю подсобит.
Глянул он на ее дерганные движения, подрагивающие губы и глаза на мокром месте, вздохнул тихонько и понял, что ей было страшно и очень. И уж явно непросто так. Есть ли в Редании вообще такие люди, которые не боялись бы Радовида? Ведьмак догадывался, что таких нет. Сам лично он с королем, конечно, не встречался, но о его бесчинствах, особенно касаемо нелюдей и чародеев, был наслышан и еще как. А если он с чужими так, то со своими может и того хуже поступать. Слава ведь впереди идет всегда. Взглянув на Деру еще раз, а после переведя взгляд на Михала, Эскель внезапно даже для самого себя принял единственное, как ему казалось, правильное, в данной ситуации, решение. К тому же, теперь он кажется окончательно понял каким это таким магическим образом Геральта из раза в раз втягивало во все его перипетии. Все из-за этого вот клятого чувства ответственности и справедливости. Вот, мол, правильно так будет, порядочно, сука.
Аксий наложить было проще простого. Да и действовал он незаметно для чужих глаз. А когда мужик утих и, упав на лавку тут же положил ладони на стол, ведьмак заговорил:
— Госпожу де Бейль ты не нашел. Обознался.
— Обознался, — безжизненно проговорил Михал и уставился пустым взглядом перед собой.
Ведьмак знал, что обязательно пожалеет о том, что сделал. И может совсем скоро. Но разве мог он оставить все вот так? Разве мог он бросить Деру и уйти? Нет. Ведь несмотря ни на что, он понимал, как она ему дорога. И как бы не приходилось противиться, но принять тот факт, что они теперь связаны — пришлось. И связаны очень даже крепко. Вот только сейчас даже не это было главное. Главное — быстро покинуть корчму и, не попадаясь никому на глаза, выехать за пределы города, пока оцепенение Михала не прошло, и обговорить все случившееся. Уж теперь он хочет обойтись без недомолвок. Только правда и ничего кроме нее.