Это веселое и легкое общение продлилось несколько дней, и вот фестиваль заканчивается, она уезжает из Москвы, подписав контракт, и приедет на съемки в начале только шестьдесят восьмого.
Проходит время. Сначала Марина Влади, будучи в Париже, получила нежное письмо из Москвы. Потом, как раз в тот момент, когда она размышляла над тем, что с ней происходит и почему ей так тоскливо, телефонный звонок оборвал ее невеселые раздумья. Это он. Марина услышала в трубке теплый тембр его голоса и русский язык, напоминающий ей об отце, которого она обожала, — и от всего этого у нее ком встал в горле. Но они говорят. Долго. Обо всем и ни о чем. те самые пустые разговоры, которые Марина так не любила! После разговора Марина Влади положила трубку, и к горлу подкатили слезы, она заревела.
— Да ты влюблена, моя девочка, — ласково сказала Марине мама.
А киноколдунья старается найти своим слезам другое объяснение: много работы, устала, — нов глубине души понимает, что мама права: она ждет не дождется встречи с русским Гамлетом.
Глава 4. Французская колдунья
— Мамочка, пожалуйста, быстрее! — говорила Марина, направляясь к самолету в окружении своих сыновей — Игоря, Пьера и маленького Владимира.
Милица Евгеньевна Энвальд — мама актрисы — только недовольно хмурилась, торопясь к трапу.
— Тебе так не терпится увидеть своего русского Владимира? — с акцентом проговорила она.
— Что ты, мамочка! Все, что я хочу, — это лишь поскорее сесть в самолет и полететь уже в Москву. И еще я хочу наконец отдохнуть от этих тусовок!
Милица Евгеньевна только улыбнулась. Она слишком хорошо знала свою дочь и наблюдала за ней в последнее время для того, чтобы поверить, что Мариной сейчас руководило исключительно желание поскорее сесть в самолет. Милица Евгеньевна решила отправиться в Россию вместе с дочерью, чтобы помочь ей с детьми, а вместе с тем увидеть страну, в которой она не была многие годы. Интересно, изменился ли Петербург с тех пор, как она училась здесь в Смольном институте благородных девиц? Говорят, сейчас Россия совершенно иная… Четыре часа полета и женский голос сообщил, что через несколько минут самолет совершит посадку в Москве.
— Пожалуйста, вернитесь на свои места и пристегните ремни безопасности. — Динамики еще дважды повторили эту фразу бесцветно-вежливым голосом одной из стюардесс — по-французски и по-русски.
Пассажиры воодушевленно завозились. Где-то впереди усталая женщина под ворчание супруга пыталась успокоить надрывно визжащего младенца, который едва ли не все четыре часа не давал покоя всему салону, а рядом, восхищенно перешептываясь, скрипя маленькими ладошками по стеклу и толкаясь, смотрели на приближающийся город и дети Марины. В каждом шорохе ей слышался звук наспех бросаемых в чемодан вещей, в каждом возгласе — звук его голоса, в каждом скрипе — последняя трель скрипящей двери ее французского дома.
Она летела к нему! Как долго они говорили по телефону, находя темы на пустом месте, бесконечно обсуждая одно и то же и перебрасываясь легкими комплиментами и шутками. Марина до сих пор удивлялась, как легко ей далось решение поехать в Россию! Марина летела в Россию для того, чтобы начать съемки в фильме «Сюжет для небольшого рассказа», где ей отводилась роль возлюбленной Чехова — молодой привлекательной девушки. Когда на фестивале она получила это предложение, она долго думала, соглашаться или нет, и тогда именно Владимир Высоцкий сказал, что, конечно, стоит согласиться, ведь так они смогут быть вместе! И вот сейчас самолет отрывается от земли, и Марина летит на восток, в Москву… Для того чтобы воплотить на экране образ Лики Мизиновой и для того чтобы вновь оказаться рядом с Владимиром.
Но этим надеждам не суждено было сбыться — оказалось, что Высоцкого нет в Москве: он снимается далеко в Сибири и вернется только через два месяца. Марина начала работать, жизнь потихоньку устраивалась. Ее с семьей поселили в гостинице «Советская», бывшем «Яре», где пировал еще ее дед. Легендарный «Яръ», с 1826 года считавшийся лучшим рестораном России, дал в 1952 году жизнь гостинице «Советской», ставшей правительственной резиденцией.
Марине отвели роскошный номер с мраморными колоннами, роялем и живыми цветами — каждый день свежими. Здесь было хорошо гостить, но оставаться насовсем как-то не хотелось. Можно заполнить все своими вещами, милыми сердцу безделушками, своим беспорядком, пылью и упрямо не смывающимся с ковра грязным отпечатком ботинка, который было лень снимать. Уют — дело наживное. Но все равно созданная чужим человеком обстановка никогда не будет хранить твоего эха, а чего стоят вещи, которые не хранят твоих воспоминаний? В доме может происходить все что угодно, но если ты не касался этих еще неровных, серых стен и не терзался выбором нужных, отражающих твой собственный, ни на что другое не похожий внутренний мир цветов, тканей и текстур, они будут к тебе безразличны. И тем не менее номер всем нравился. Милица Евгеньевна все время ходила по номеру, разглядывая его, и вздыхала — как же красиво, как чудесно!