Короче, проблем с характеристикой на выезд во Францию не будет.
Рядом с кабинетом секретарь Маша подпиливала сломанный ноготь.
— Занят! Туда нельзя...
— Машуля! Ты знаешь, что ты красавица?
— Тоже скажете. — Машуля зарделась и кокетливо повторила: — Он занят.
Фомич завел себе секретаршу Машулю, чью-то родственницу, молодую, симпатичную, но ленивую. Она могла часами не брать трубку телефона, и Фомич брал сам. Могла месяцами не выполнять поручения своего патрона, и это сходило ей с рук. Однажды Фомич велел ей встать на вахте и фиксировать приход на работу сотрудников. Началась борьба за дисциплину. А Машуля сама не пришла. Ни больничного листа, ни объяснений... Фомич и это стерпел. Он запрещал актерам кокетничать с Машулей. Словом, опекал как родную дочь.
Несмотря на запрет, Володя постучал в закрытую дверь. Оттуда послышалось: «Да!»
Володя вошел в кабинет. Фомич обедал. Перед ним стоял поднос с дымящимся супом, с гречневой кашей с котлетами и компотом из сухофруктов.
— Приятного аппетита, Алексей Фомич! Вызывали?
— Я?—удивился директор. — Вы же в больнице...
— Пришлось выписаться. Мне слишком нужно в Париж.
— Владимир, я в очень сложном положении, — замялся Фомич. —То есть, конечно, я обещал, я не отказываюсь... Но вчера было собрание, и... Одним словом, все проголосовали за ваше увольнение из театра.
— Вот это номер! — искренне удивился Володя. — Я уволен? А в чем дело?
— Владимир! Вы то есть, то вас нет... Театр в очень сложном положении. Идут вводы. —Алексею Фомичу явно трудно было это говорить.
Высоцкий не на шутку разозлился:
— Ну да... Мне нужно чуть больше времени, чуть больше свободы.
— Это я очень хорошо понимаю, зачем вам нужно время, — обиженно произнес Фомич. — Сейчас — на чёс? Я правильно понимаю? В Узбекистан?
— Вы неправильно понимаете. Я никуда не еду.
— А мне говорили... Тогда я вообще не понимаю.
— Мне нужно работать! — доверительно произнес Володя. — Мне просто нужно работать.
— Так работайте! — так же доверительно ответил директор, — Кто ж вам не дает? Вы же не работаете!
— Я имею в виду другую работу.
—Ах, вы про это... Вы — артист! Вы большой артист! Но то, что вы изволите называть работой... — Алексей Фомич стал подыскивать подходящее слово.
— Я... — Высоцкий резко поднял тон разговора, — называю работой...
— Не надо на меня кричать! Я все слышу. Конечно! Поэзия, работа над словом, так сказать.... Но какой вы поэт? Я тоже иногда пишу. Но это же не значит, что я писатель. Я директор театра, а вы актер этого театра. Вот наша с вами работа.
— Если я артист этого театра, — Володя улыбнулся, — то дайте мне характеристику для выезда.
Фомич встал и торжественно произнес:
— В данный момент это невозможно, я очень сожалею!
Володя вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
— Машуля, напечатай мне характеристику. Текст стандартный, число сегодняшнее.
— А подпись чья?
— Фомича.
— Не подпишет.
— Ты напечатай.
Машуля пожала плечами, заправила в машинку два листа, проложенных копиркой, и застучала по клавишам: «ХА-РА-КТЕ-РИ-СТИ-КА».
* * *
Володя направился в курилку. Дымили все, несмотря на запрет шефа. При появлении Высоцкого стихли. Юра, который сидел чуть в стороне, встал и даже поклонился, не вынимая сигареты изо рта.
— Привет. — Володя подошел к доске приказов, нашел распоряжение по противопожарной безопасности, подписанное Корниенко, снял его и, выходя, обратился к Юре:
— Можно тебя на минуту?
Юра покорно двинулся за ним. Они вышли в актерское фойе.
— К другому бы не подошел, а у тебя хочу, чтоб получилось. Я сам знаешь сколько с этим Хпопушей мучился? Тут надо... Вот правильно, что куришь. Загоняй себя! Пусть шеф тебя топчет. И когда поймешь: все, больше не могу — прыгай вперед, как с пятого этажа. Толкайся и лети! Не думай, что ребята тебя поймают. Это их дело. Меня пару раз не поймали.
— И что? — Юра завороженно глядел на Высоцкого.
— Летел. Иди. Перерыв закончился.
Юра задумчиво поплелся на сцену и перед дверью оглянулся.
— Владимир Семенович! Я вчера на собрании... я просто не знал, как надо. Извините!
— Не о том думаешь. Роль сыграй.
В приемной Володя положил свежеотпечатанную характеристику на стол. Накрыл ее листом копирки, аккуратно пристроил сверху пожарный приказ. Плетенной ручкой обвел подпись Корниенко, затем взял в руки характеристику. Скопированная подпись смотрелась как родная.