— Когда начнется революция?
Сегерра поднял глаза.
— Хорошо, называйте это революцией, если хотите. Как еще мы можем избавиться от Лопеца? — Он повернул голову в сторону окна. — Теперь мне понятно, что происходит на улице. — Он поднял трубку белого телефона. — Пришлите ко мне Хуана.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Грудер.
— Пользоваться этим, — он ткнул пальцем в черный аппарат, — бесполезно, поскольку почта и телеграф заняты. Так что вся связь в горном районе под их контролем. Я пошлю своего сына Хуана через горы. Путь далекий, потребуется время. Знаете сами, какие здесь дороги.
— Да, нужно будет часа четыре или больше, — согласился Грудер.
— Все же я пошлю его. Но мы кое-что предпримем непосредственно. — Сегерра подошел к окну и посмотрел через улицу. — Мы должны взять отделение связи.
Грудер вскинул голову.
— Вы что, собираетесь бороться с восьмой эскадрильей?
Сегерра повернулся:
— Да. Тут не только в связи дело. Видите ли, доктор Грудер, мы всегда знали, что если начнется революция и восьмая эскадрилья будет здесь, ее надо вывести из строя. Но как это сделать — вот проблема. — Он слегка улыбнулся. — Решение оказалось до смешного простым. Полковник Родригес заминировал все важнейшие точки на авиабазе. Мины электрические, и провода, замаскированные под телефонный кабель, идут в Альтемирос. Один поворот рукоятки — и восьмая эскадрилья вне игры. — Он стукнул кулаком по столу. — Запасную рукоятку должны были установить в моем кабинете сегодня утром. Но этого не получилось, и единственный выход теперь — взять почту силой. Там выходит нужный нам провод.
Грудер покачал головой.
— Я не разбираюсь в электротехнике, но мне кажется, что можно сделать отводку за пределами почты.
— Понимаете, инженеры четырнадцатой эскадрильи занимались этим в большой спешке, так как восьмая эскадрилья появилась тут неожиданно. — Там полно всяких проводов, и никто не знает, который из них нам нужен. А где он выходит внутри помещения, я знаю, мне показал Родригес.
Раздался вой реактивного самолета, пролетевшего над Альтемиросом, и Сегерра сказал:
— Надо действовать быстро, нельзя допустить, чтобы восьмая эскадрилья поднялась в воздух.
И он начал действовать. Грудер был поражен размахом его приготовлений. Через некоторое время весь дом был наполнен людьми, и, как по мановению волшебной палочки, отовсюду стало появляться оружие — из невинных ящиков с чаем, из тюков со шкурками и прочих мест. Тут были не только винтовки, но и автоматы. Лицо Грудера вытянулось, и он сказал Сегерре:
— Я не буду принимать участие в этом, вы знаете.
Сегерра похлопал его по спине.
— Мы в вас и не нуждаемся. Одним человеком меньше, одним больше. Да и вообще, североамериканцам незачем вмешиваться в наши дела. Но после для вас может найтись работа, придется кого-нибудь подлатать.
Однако особой битвы в отделении связи не произошло. Нападение на него было столь стремительным и неожиданным, что находившийся в здании отряд восьмой эскадрильи быстро и почти без сопротивления отступил. Сегерра вошел внутрь.
— Хайме! Хайме! Где этот дурак Хайме?! — закричал он.
— Я здесь, — электрик Хайме появился, держа под кишкой большой ящик.
Сегерра повлек его в главную аппаратную. Грудер нашел за ними.
— Третий блок тумблеров — пятнадцатый справа, девятнадцатый снизу, — сказал Сегерра, посмотрев на клочок бумаги.
Хайме тщательно сосчитал.
— Вот он. Тут сначала надо отвинтить пару винтов. — Он вынул отвертку. — Сейчас, это минуты две.
Пока он работал отверткой, над городком пронесся самолет, потом другой, третий.
— Надеюсь, мы не опоздаем, — прошептал Сегерра.
Грудер положил ему руку на плечо.
— А что же насчет Форестера и Родэ? — спросил он с тревогой. — Они же на авиабазе.
— Госпиталь не планируется к уничтожению, — сказал Сегерра. — Заминированы только самые важные объекты — топливные и оружейный склады, ангары, взлетная полоса, контрольная вышка. Нам важно нейтрализовать эскадрилью, а не уничтожить ее — в ней все-таки кордильерцы.
Хайме сказал:
— Готово.
И Сегерра положил руку на тумблер.
— Это мы должны сделать, — сказал он и резко двинул рукой.
VI
Коельо, по-видимому, должен был возглавлять ударную группу. Когда он появился во второй раз, то был в полном полетном обмундировании и при парашюте. Вид у него, однако, был кислый.
— У вас будет больше времени, Форестер, — сказал он. — Решение по поводу вас еще не принято. У меня есть сейчас дела поважнее. Тем не менее, я хочу вам кое-что продемонстрировать. Дать вам наглядный урок, так сказать.
Он щелкнул пальцами. Вбежали два солдата и схватили носилки.
— Какой урок? — спросил Форестер, когда его выносили наружу.
— Я покажу вам, насколько опасно отсутствие патриотизма, — ответил улыбаясь Коельо. — То, в чем вас может обвинить ваше правительство, мистер Форестер.
Форестер пластом лежал на носилках и никак не мог понять, что происходит. Его вынесли из здания, пронесли мимо контрольной вышки, мимо последнего истребителя. Коельо на ходу бросил механику:
— Десять минут.
Механик отдал честь, а Форестер подумал: «Может быть, эти десять минут — все, что ему осталось. Не так уж и много».
Гул турбин усилился, и, повернув голову, он увидел, как первый самолет оторвался от земли, за ним — второй и третий. Они быстро исчезли из поля зрения, и Форестер не мог понять, куда они полетели. Если их задачей было разбить отряд О'Хары, то направление, в котором они скрылись, было не то.
Тем временем их небольшая процессия приблизилась к одному из ангаров. Его большие ворота были закрыты, и Коельо вошел внутрь через маленькую дверь. За ним вошли солдаты с носилками. В ангаре было пусто, и их шаги гулко отдавались в пространстве между металлическими стенами. Коельо открыл дверь небольшой комнаты и жестом приказал внести носилки. Солдаты вновь положили их на стулья и удалились.
Форестер посмотрел на Коельо.
— Что все это значит, черт возьми? — спросил он.
— Увидите, — будничным тоном сказал тот и включил свет.
Подойдя к окну, он задернул занавеску. На другом, внутреннем, выходившим в ангар окне, занавеска оставалась открытой.
— Ну вот. Урок сейчас начнется, — сказал он и наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то.
Форестер тоже услышал этот звук — леденящий душу вой турбины приближающегося истребителя. Он становился все громче и громче, — казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. С резким свистом самолет пронесся над ангаром, едва не задев его, как профессионально определил Форестер.
— Начинаем, — сказал Коельо и показал рукой на внутреннее окно.
Почти одновременно с пролетевшим самолетом, словно по его сигналу, в ангаре появился взвод марширующих солдат, по команде офицера остановившийся против окна. У каждого из них на плече была винтовка и Форестера укололо предчувствие того, что должно было произойти.
Он с ненавистью посмотрел на Коельо и хотел заговорить, но в это время на ангар обрушилась новая звуковая волна от второго самолета. И в этот момент он увидел Родэ.
Родэ не мог идти сам и его полунесли, полутащили два солдата. Ноги его волочились по бетонному полу. Коельо постучал карандашом по стеклу, и Родэ поднесли ближе к окну. Его лицо было в кровоподтеках, глаза почти не видны, но он был в сознании. Он посмотрел на Форестера тусклым взглядом, открыл рот и произнес несколько слов, по их не было слышно. Форестер заметил, что у него было выбито несколько зубов.
— Вы его били! — взорвался он.
Коельо засмеялся.
— Этот человек — подданный Кордильеры! И он — предатель, заговорщик против законного правительства. Что вы делаете с предателями вашей страны, Форестер?