И тут ясное, стеклянно-отзывчивое небо донесло до ушей звук автомобильного мотора. Табун не обратил на него внимания. Один лишь Фаворит, тоскливо вскинув голову, смотрел туда, где люди, ненадолго забывшие о нем, трубили тревогу.
К Грахову приближался самосвал, широкий, приземистый, чем-то похожий на самого Леху. Леха забавлялся, играя сиреной — из коротких, длинных сигналов выстраивалась басовитая морзянка. Подъехал, спрыгнул рядом, наклонился.
— Восемь — ноль в мою пользу, — возбужденно сказал он. — Драпанули!..
Ничего не поняв, Грахов тихо, измученно спросил:
— Лощадь на глаза не попадалась?
— Как? — почему-то развеселился Леха. — Она ж с тобой была? Неужели спрятал?
— Тонул я, — сказал Грахов. — Она меня, по всей вероятности, вытащила. Потом, видимо, отошла.
— Ну, братец, ты меня такими сказками не потчуй, — протянул Леха. — Лошадь его вытащила! Сбежала, факт!
— Она где-нибудь рядом, — боясь, что Леха разозлится, торопливо проговорил Грахов. — Она же хорошо воспитана.
— Чудик ты! — изумился Леха. — Говоришь так, будто она детдомовская. Верно, далеко не уйдет. Мы ж с тобой моторизованные. «И танки наши быстры…» Вставай, хватит утопленника изображать.
— Когда теперь доберемся? — Грахов присел, поеживаясь, посмотрел на солнце. Низкое, с густым красным налетом, оно уже почти не грело.
— Давно б добрались, — быстро и сердито сказал Леха. — Мне старик этот… Молчанов все испортил. Кто его просил указывать мне, где ехать. Если бы не он, по бетонке бы катили, давно б доехали. Знать надо Леху.
— Непростой он мужик, — сказал Грахов. — Интеллигент.
— Он-то! — Леха даже вздрогнул. — Да из самого простого народа он и есть. Всю жисть в навозе копался, лошадям хвосты чистил. А дома у него что? Рыбки да цветочки, коней повырезал из поленьев, по углам наставил — и вся тебе обстановочка.
— Нам его не понять, не доросли еще, — сказал Грахов, как бы подытоживая давние раздумья. — А что касается народа, то мы все из него.
— Да, такая философия, — сказал Леха, удивленный и польщенный тем, что Грахов сказал о нем, как о равном. — Нам их не понять. Они спокойно жить не дадут. Помню, как глянет этот старикашка — хоть раскалывайся во всех грехах, хоть с повинной иди… — поймав себя на том, что начал говорить лишнее, Леха осекся, но успокоился сразу: Грахов не слушал.
Леха взял его за плечи, повернул к кабине. Грахов пошатывался, а самого Леху крепко держал на ногах азарт. Был он похож на охотника, который, закончив гон, пускается в очередной. Напевая, Леха нажал на стартер, мотор послушно отозвался, помчал машину вдоль старицы. Неслись, круто повторяя каждый изгиб берега, заглядывая под каждый куст.
— Денек… — протянул Леха. — Работенка.
— Ни разу столько не пил я, Шавров, — простонал Грахов.
— Пора научиться…
Леха бросил самосвал на сизые заросли тальника, подминая, привстал, издал клокочущий вскрик — увидел табун! Широкое тупое рыло машины наезжало на коней, они ворохнулись в испуге.
— А ты плачешь, лошадей нет, — сказал Леха. — Смотри.
— Музейная редкость, — откликнулся Грахов, хватаясь за что попало: жестко мотало. — Последние аборигены.
Оба обрадовались, увидев Фаворита. Он стоял, не убегая от машины, спокойно наблюдая, свернет она в сторону или покатит на него. То ли зазевалась, то ли умышленно прибилась к нему вороная кобыла. Когда Леха нацелился в нее, чтобы отогнать, Фаворит осторожной рысью увел ее вперед.
— Попался, голубчик! — сказал Леха.
— Не трогай его! — зашевелился Грахов. — Его взять надо, а не гнать.
— А я не его, красотку эту, — сказал Леха. — Иначе не поймаем мы его. Ишь, пристала!
Фаворит понял: не его, а кобылу преследует машина. Резко, сердито тряхнув головой, покосился на нее, веля отстать. Вороная будто ослепла и оглохла, во всю прыть убегала от подстегивающего звонкого гула. Машина нагоняла их, и гудела теперь сама земля под ногами. Фаворит пустился резвым галопом. Ускорила свой бег и вороная, но видел Фаворит: оглядываясь часто, сбивает она себе дыхание, устает. Выкатив блестящие черные шары глаз, она неслась прямо, вовсе не догадываясь, что, сверни она вправо или влево, машина отстала бы. И Фаворит поскакал рядом, поддерживая ее, заботясь о ней.
Прыгало впереди, дробясь на косматые осколки, оранжевое солнце; земля, похолодевшая здесь, в низине, мякотью своей остуживала копыта. Долго летели по ней.
Машина упрямо мчалась за лошадьми, но даже она, железная, начинала сдавать; часто замигав, подала тревогу красная лампочка на панели управления.