Допустим, что Семенцато участвовал в подмене произведений искусства. Кто лучше распорядится оригиналами, чем торговец антиквариатом? У него найдутся не только клиенты и эксперты, чтобы сделать точную оценку, но при необходимости и способы доставки в обход министерства финансов и художественно-экспертной комиссии. Протащить предметы в страну или из страны ничего не стоило. Достаточно взглянуть на карту Италии, чтобы увидеть, как прозрачны ее границы. Тысячи километров бухт, перевалов, фиордов, пляжей. Или, для хорошо организованных либо с хорошими связями, порты и аэропорты, через которые безнаказанно можно было провезти что угодно. Не только тем, кто охраняет музеи, плохо платят.
Его мысли были прерваны стуком в дверь. Он крикнул «Avanti» и закрыл окно. Пора продолжить жариться.
В комнату вошла синьорина Элеттра с блокнотом в одной руке и папкой в другой.
– Я нашла капитана, синьор. Это Каррара, Джулио Каррара. Он еще в Риме, но получил в прошлом году майора.
– Как вы это узнали, синьорина?
– Я позвонила в его контору в Рим и поговорила с его секретаршей. Я попросила ее сказать ему, чтобы он ждал звонка от вас сегодня днем. Он уже ушел обедать и будет только после полчетвертого.
Брунетти знал, что может значить «полчетвертого» в Риме.
Он с тем же успехом мог высказаться вслух, потому что синьорина Элеттра ответила:
– Я спрашивала. Она сказала, что он на самом деле вернется в полчетвертого, так что я уверена, что вы сможете ему позвонить.
– Спасибо, синьорина, – и он мысленно возблагодарил судьбу, что это чудо успешно противостоит ежедневным атакам правящего Патты. – Можно спросить, как вам удалось так быстро найти его фамилию?
– О, я уже несколько месяцев знакомилась с содержимым папок. Я там кое-что поменяла, потому что в расположении не было никакой логики, а теперь она есть. Я надеюсь, никто не будет в претензии.
– Да, я тоже так думаю. Никто никогда ничего не мог найти, так что полагаю, вы не порушили систему. Все это предполагалось ввести в компьютер.
Она глянула на него как человек, проведший много времени среди вековых бумажных завалов. Он предпочел не повторять свое замечание. Она подошла к его столу и положила на него скоросшиватель. Он заметил, что сегодня она в черном шерстяном платье, подпоясанном дерзким красным поясом, туго затянутым вокруг очень тонкой талии. Она вытащила из кармана носовой платок и вытерла лоб.
– Тут всегда так жарко, синьор? – спросила она.
– Нет, синьорина, это случается только в начале февраля. Обычно к концу месяца это прекращается. Ваш кабинет это обходит стороной.
– Уж не sczrocco ли это? – Вопрос не был лишен здравого смысла. Если горячий ветер, дующий из Африки, может приносить наводнение, то не понятно, почему бы ему не поднять и температуру в его кабинете.
– Нет, синьорина. Там что-то в отопительной системе. Пока никто не смог понять, что именно. К этому привыкаешь, и к концу месяца жара точно спадет.
– Надеюсь, – сказала она, снова вытирая лоб. – Если это все, синьор, я пойду обедать.
Брунетти поглядел на часы и увидел, что уже почти час.
– Возьмите зонтик, – сказал он. – Похоже, опять будет дождь.
Брунетти пошел домой, чтобы пообедать с семьей, и Паола сдержала свое обещание не говорить Раффи о шприцах и о том, чего испугался его отец, когда их нашел. Однако она использовала свое молчание, чтобы вырвать из Брунетти твердое обещание, что он не только поможет ей вытащить стол на балкон в первый солнечный день, но и будет вместе с ней вводить шприцом яд в каждую из множества дырочек, проделанных древоточцами, когда они выходят из ножек стола, где проводят свою зимнюю спячку.
Раффи после обеда закрылся у себя в комнате, сказав, что ему надо делать греческий, десять страниц перевода из Гомера, к следующему уроку. Два года назад, когда он вообразил себя анархистом, он закрывался в своей комнате, чтобы думать черную думу о капитализме, возможно, чтобы этим действием ускорить его падение. Однако в этом году он не только завел подружку, но у него определенно появилось желание поступить в университет. Так или иначе, он исчезал в своей комнате сразу после еды, и Брунетти мог лишь предполагать, что его тяга к одиночеству как-то связана с созреванием, а не с политической ориентацией.
Паола стращала Кьяру чем-то ужасным, если та не помоет посуду, и пока они были заняты на кухне; Брунетти сунул туда голову и сказал им, что снова пошел на работу.
Когда он вышел из дома, дождь уже шел, пока слабый, но многообещающий. Он раскрыл зонтик и свернул на Ругетта, направляясь обратно к мосту Риальто. Через несколько минут он уже радовался, что не забыл надеть сапоги, потому что по мостовой разлились большие лужи, будившие желание по ним смачно шлепать. К тому времени, как он перешел мост, полило сильнее, а когда добрался до квестуры, брюки у него были мокрыми от сапог до колен.
В своем кабинете он снял пиджак и испытал искушение снять также и брюки, чтобы повесить над батареей: они высохли бы за несколько минут. Вместо этого он открыл окно и хорошо проветрил кабинет, потом сел за стол, позвонил оператору и попросил, чтобы его соединили с отделом хищений художественных ценностей в главном полицейском управлении Рима. Когда его соединили, он представился и спросил майора Каррару.
– Виопgiorno,[27] комиссар.
– Мои поздравления, майор.
– Спасибо, время приспело.
– Да вы еще мальчик. Еще тысячу раз успеете стать генералом.
– К тому моменту, когда меня произведут в генералы, в музеях этой страны не останется ни одной картины, – сказал Каррара. Его смех раздался не сразу, так что Брунетти не понял, шутка это или нет.
– Поэтому я и звоню, Джулио.
– Что? Картины?
– Не уверен, но во всяком случае музеи.
– Да, и что там? – спросил тот с неподдельным интересом, который, как помнил Брунетти, всегда отличал Карреру в работе.
– У нас тут убийство.
– Да, я знаю, Семенцато, во Дворце дожей, – сказал он нейтральным голосом.
– Ты что-нибудь знаешь о нем, Джулио?
– Официально или неофициально?
– Официально.
– Совершенно ничего. Ничего. Нет. Ни единой зацепки. – Не успел Брунетти открыть рот, как Каррара спросил: – Достаточно, чтобы ты задал свой следующий вопрос, Гвидо?
Брунетти ухмыльнулся.
– Ладно. А неофициально?
– Поразительно, что ты об этом спрашиваешь. Я сам собирался тебе позвонить, вот тут даже памятка лежит. Я только из сегодняшней газеты узнал, что ты ведешь это дело, и сразу решил: позвоню и кое-что подкину. И заодно попрошу о нескольких одолжениях. Полагаю, что есть ряд вещей, которые интересны нам обоим.
– Например?
– Например, его банковские счета.
– Семенцато?
– А о ком мы сейчас говорили?
– Извини, Джулио, но мне целый день разные люди твердили, что я не должен плохо говорить о мертвых.
– Если не говорить плохо о мертвых, о ком же тогда плохо говорить? – спросил Каррара на удивление здраво.
– У меня уже кое-кто работает по этим счетам. Я должен получить их до завтра. Что-нибудь еще?
– Я бы хотел заглянуть в список его междугородных и международных звонков, как из дома, так и из кабинета в музее. Как ты думаешь, ты сможешь их достать?
– Это все еще неофициально?
– Да.
– Они у меня есть.
– Хорошо.
– Еще что?
– Ты уже разговаривал с его вдовой?
– Нет, я лично нет. Один из моих людей разговаривал. А что?
– Она может иметь представление, куда он ездил в последние несколько месяцев.
– Зачем тебе это понадобилось? – спросил Брунетти с искренним любопытством.
– Особых причин нет, Гвидо. Но мы всегда настораживаемся, если чье-то имя всплывает в наших делах больше одного раза.
– А его всплывало?