Брунетти осознал, что у него до сих пор нет удовлетворительного ответа на заданный вопрос.
– Но я так и не понимаю, откуда вы знаете, что вот это оригинал, а вот это копия. – Прежде чем она ответила, он добавил: – Мой приятель рассказывал мне о шестом чувстве, которое развивается, и тогда просто видишь, что вещь выглядит правильно или неправильно. Но это все слишком субъективно. Я вот что имею в виду: если два эксперта расходятся в оценке, один говорит, что вещь подлинная, а другой – что нет, как разрешить противоречие? Позвать третьего спеца и устроить голосование? – Он улыбнулся, чтобы показать, что шутит, но не мог придумать другого выхода из этого положения.
Ее ответная улыбка показала, что она поняла шутку.
– Нет, мы позвали бы экспертов. Есть набор тестов, которые можно провести, чтобы установить возраст предмета. – И несколько иным тоном спросила: – Вы уверены, что хотите все это слушать?
– Да, хочу.
– Я постараюсь объяснять не слишком заумно, – сказала она, подтягивая под себя ноги. – Есть множество способов тестирования картин: анализ химического состава красок, чтобы посмотреть, соответствуют ли они заявленному времени написания картины, рентген – чтобы заглянуть, что находится под поверхностным слоем краски на картине, и даже радиоуглеродный анализ.
Он кивнул, чтобы показать, что все это ему известно, и сказал:
– Но мы-то говорим не о картинах.
– Да. Китайцы никогда не писали маслом, по крайней мере в те периоды, которые охватывала выставка. Большинство изделий были керамические либо из металла. Я никогда не интересовалась металлическими предметами, но при этом знаю, что научная методика к ним практически неприменима. Для них нужен глаз.
– А для керамики не нужен?
– Конечно, нужен, но, к счастью, техника проверки на подлинность здесь разработана не хуже, чем для картин. – Она помолчала и снова переспросила: – Хотите узнать технологию?
– Да, хочу, – сказал он и, чувствуя себя студентом, стал искать ручку.
– Главный метод, который мы используем – и самый надежный, – называется термолюминесценция. Все, что надо сделать, это взять около тридцати миллиграммов керамики с любого предмета, который мы захотим проверить. – Она предвосхитила его вопрос, объяснив: – Это просто. Мы делаем соскреб с днища тарелки, вазы или с постамента статуи. Нам нужны буквально крупицы. Потом фотоумножитель скажет нам с точностью до десяти-пятнадцати процентов возраст материала.
– Как это работает? – спросил Брунетти. – Я имею в виду, по какому принципу?
– Когда глину обжигают, вернее, если ее обжигают при температуре около трехсот градусов, то все электроны в ней – не могу подобрать лучшего слова – убиваются. Жар разрушает электрические заряды. Потом, с этого момента, они начинают набирать новые заряды. Вот это и измеряет фотоумножитель, сколько энергии вобрал материал. Чем он старше, тем ярче светится.
– А какова точность?
– Как я сказала, до пятнадцати процентов. Это значит, что если вещи предположительно две тысячи лет, то при определении ее возраста, вернее времени ее последнего обжига, отклонение может быть лет в триста.
– А вы тестировали те предметы, пока были в Китае?
Она покачала головой.
– Нет, в Сиане нет такого оборудования.
– Так как вы можете быть уверены?
Она ответила ему с улыбкой:
– Глаз—алмаз. Я посмотрела на них и поняла, что они фальшивые.
– Но для пущей уверенности? Вы больше никого не спрашивали?
– Я же рассказывала вам. Я написала Семенцато. А когда не получила ответа, вернулась сюда. – Она предвосхитила его вопрос. – Да, я привезла с собой образцы, с трех предметов, которые сочла самыми подозрительными, и с двух других, которые вызвали у меня сомнения.
– А Семенцато знал, что у вас есть эти образцы?
– Нет. Я ничего ему о них не говорила.
– Где они?
– Я проехала сюда через Калифорнию и оставила набор проб своему другу, работающему в Гетти. У них есть оборудование, так что я попросила исследовать их для меня.
– И он исследовал?
– Да.
– И?
– Я звонила ему, когда вернулась из больницы. Все три предмета, которые я сочла фальшивками, были изготовлены несколько лет назад.
– А два других?
– Один оказался подлинным. Второй – подделка.
– Одной проверки достаточно? – спросил Брунетти.
– Да.
Если это и не достаточное доказательство, понял Брунетти, то произошедшее с ней и с Семенцато – достаточное.
Через секунду Бретт осведомилась:
– И что дальше?
– Попробуем найти, кто убил Семенцато, и кто те двое, что приходили сюда.
Ее взгляд был бесстрастным и очень скептическим.
Наконец она спросила:
– И много ли шансов на это?
Он вытащил из внутреннего кармана полицейские снимки Сальваторе Ла Капра и передал их Бретт.
– Это не один из них?
Она взяла фотографии и с минуту рассматривала.
– Нет, – просто сказала Бретт и вернула их Брунетти. – Это сицилийцы, – прибавила она. – Они уже, наверное, дома, им заплатили, и они счастливы с женами и детьми. Их поездка была успешной; они сделали все, за чем их посылали, запугали меня и убили Семенцато.
– В этом же нет смысла, не так ли? – спросил Бренетти.
– В чем нет смысла?
– Я говорил с людьми, которые знали его и о нем, и похоже, что Семенцато был замешан в некоторых делах, в которые директору музея совершенно не следовало впутываться.
– Вроде чего?
– Он был теневым партнером в антикварном бизнесе. Из другого источника мне известно, что он торговал своим профессиональным мнением.
Бретт определенно не нужно было объяснять, что значит последнее.
– Почему это важно?
– Если бы они собирались убить его, они бы сделали это сразу, а потом велели бы вам тихо сидеть, а то и с вами то же будет. Но они этого не сделали, они пришли сначала к вам. И если бы это сработало, Семенцато так и не был бы поставлен в известность, по крайней мере официально, о подмене.
– Вы все еще считаете, что он в этом участвовал, – сказала Бретт. Когда Брунетти кивнул в знак согласия, она добавила: – Я думаю, что это вольное допущение.
– А иначе нет никакого смысла, – объяснил Брунетти. – Откуда бы они узнали, что надо прийти к вам, что предполагается встреча?
– А если бы я все равно встретилась с ним, даже после того, как они меня отдубасили?
Брунетти удивился ее недогадливости, но сказать ей – язык не поворачивался. Он не ответил.
– Ну? – настаивала она.
– Если Семенцато был в этом замешан, то легко предположить, что случилось бы, если бы вы с ним пообщались, – сказал Брунетти, все еще не решаясь произнести страшные слова вслух.
– Я все равно не понимаю.
– Они бы убили вас, а не его, – наконец выговорил он.
Он наблюдал за Бретт и по глазам увидел, что ее первая реакция: шок и неверие. Через секунду до нее дошло, и ее лицо окаменело, губы напряглись и плотно сжались.
К счастью, Флавия выбрала именно этот момент, чтобы войти в гостиную, принеся с собой цветочный запах не то мыла, не то шампуня, не то одной из тех штучек, которыми женщины пользуются, чтобы чудесно пахнуть в неподходящее время суток. Ну почему утром, а не вечером?
Она была одета в простое коричневое шерстяное платье, подпоясанное ярко-оранжевым шарфом, обернутым вокруг талии несколько раз и завязанным сбоку так, что концы свисали ниже колен и разлетались при ходьбе. Она была не накрашена, и, увидев ее без макияжа, Брунетти задумался, чего она, собственно, вообще тратит время на грим.
– Виоngiorno, – сказала она, улыбаясь и протягивая ему руку.