Дураки
Что-то такое случилось видимо у соседки моей, что она встала в пять утра и решила начать готовить. Или случится. А я... А я еще не проспал, но уже опоздал. Наверное, нужно встать и ради чисто человеческого интереса пойти да поинтересоваться у Веры Михалны который час, но только она глухая и ничего не услышит. Затихло. Часы над плитой скорее всего сами сказали ей который час. Падает вилка на кафель, подпрыгивает, раз, второй. третий - звенит. С полки падает вообще весь стаканчик с всякими столовыми приборами, все вилки, ложки, ножи звеня подпрыгивают. Я встаю с раскладушки и понимаю, что старушке надо помочь. Анька уже уехала и меня даже не разбудила. Умная девка. Слишком умная для такого экспоната, как я. Дверь в комнату забаррикадирована псом. Опять Сергеич не сказал своему Шурику, что мою дверь не надо охранять. Собака рычит и не встает. Подпинываю ее дверью. Рычит громче, нервнее. - Ну Шурик, ну пощади, ты же мужик в конце концов, подвинься. - Шурик встает и учапывает в прихожую. Как же Анька вышла-то? Она же, ну, маленькая, щупленькая, она ж Шурика боится. Как-то, значит, вышла. Вера Михална пьет чай у окна, меня не замечает. Я подбираю стаканчик для вилок и ложек, методично все собираю. Проклятый Шурик приходит из прихожей, смотрит на меня. Рычит. Я чуть быстрее убираю ложки и вилки, потому что доходит, что за мной стоит шуркина миска со жрачкой. Ой! Шурик подходит ближе, я в максимально быстром темпе убираю вилки и ложки, но Шурик лапой пододвигает стаканчик и они снова все падают. - Дурак! Шурик обходит меня и слышно как он грызет кости, которые ему положил Сергеич. Убираю вилки и ставлю стаканчик так, чтобы даже при очень большом желании сверзнуть его было нельзя. Ставлю чайник, Вера Михална оборачивается, кивает головой, это у нее знак приветствия. Анька выбегает из ванной. А! так сегодня же воскресенье и она рано моет голову, пока еще никто не проснулся. Аннушка подходит сзади, от нее вкусно пахнет женским шампунем и... Чем-то еще. - Что ты разорался? - спрашивает она. - Да Шурик... Вера Михална... Пять утра... В общем... Вилки. Я как-то даже и не понял, а почему я разорался. Шурик давится костью, это у него всегда так, нужно ему слегка сжать горло, чтобы он это выплюнул. И почему-то всегда это делаю. Шурик кашляет, задыхается, потом из пасти вываливается непереваренный хрящик и собака дальше радуется жизни. Анька укутывается в полотенце. Шурик подходит к ней, зубами тянет за подол, Анька очень занята приготовлением кофе и полотенце держит несильно. Оно падает, я как истинный джентльмен, закрываю глаза рукой и отворачиваюсь, пока Анька, чертыхаясь на собаку поднимает махровое длинное синее с пола и снова в него укутываетя: - Дурак! - кричит на собаку Анька. Шурик получает нагоняй и с радостным визгом убегает в комнату к Сергеичу. Радостный такой, аж завидно. Анька берет свой кофе и улетает переодеваться в комнату, по дороге слышен ржач Сергеича, он видимо понял, что сделал пес и ему как и Шурику стало очень смешно. Я возвращаюсь к тому, что собирался сварить завтрак, включена духовка, из нее наиприятнейший аромат от какой-то выпечки. Вера Михална засыпает у окошка, Сергеич пожимает мне руку и отдает книгу, которую брал почитать, говорит, что не понравилось, просит что-нибудь еще. Дверь в какую-то из комнат открывается, затем захлопывается, Шурик визжит, а потом скулит, Сергеич знает кто пришел, но с места не двигается. И мы все знаем, это Вика и она нервная, значит лучше не трогать. - А Катя где? - это дочь его, она обычно тоже рано просыпается, но что-то ее не видно было. - А черт же ж ее знает где она, наверное, раньше обычного ушла. - Она у него странная, учится на физика, уходит рано, приходит поздно. Но макароны у нее великолепные! Анька когда-то в командировку уезжала, так эта бабочка тут на кухне порхала, есть готовила. Я ж не умею, меня не научили, а я сам я не пытался. Шурик снова прибегает на кухню, встречает вполне понятный кулак хозяина, уходит. Значит, не погуляет. А на улице, дождь, противно, мерзко, конечно Сергеич не пойдет никуда, что ж тут удивительного - ничего.
Умники
Аньку вызвонила мама, сказала, что изволит приехать, я понуро кивнул головой, не буду же я с ней спорить. Анька вполне ясно сказала, что в комнате надо прибраться, я снова кивнул. Заведя давно избитого и уже нелюбимого мною Вагнера, Анька начала прибираться. Очень захотелось доспать, но я героически решил протереть пыль. Тряпки не нашлось, взял какую-то ближайшую ткань с кровати, Анька завопила, что это ее футболка. Я не нашелся с ответом, глаза предательски закрывались, но Анькина мама - это повод для уборки совершенно определенный, а если еще и Анькин папа, то что может может быть более определенного? Наверное, Анька. Анька вздыхает. В дверь звонят, Шурик лает, Сергеич выглядывает из кухни, Вера Михална, шаркая, заходит к себе, Аня, боясь Шурика, не открывает дверь. Я иду спасать жену от нашествия одновременно случившегося всего: - Шурик, будь человеком! - кричит Сергеич. Собака оглядывается на него. Сергеич понимает что он такое сморозил. - Ну хотя бы не сучкой, ты, конечно, кастрированный, но все же я помню тебя... - Он замечает даму, то бишь, Аньку рядом с собой и замолкает. Открываю дверь. На пороге стоит мама Ани, она не слишком радостно мне улыбается. Пожимаю плечами. Шурик лает, получает по шее, лает и рычит. Сергеич материт его из кухни, Мама свирепеет и это не к добру. - Что у вас тут опять происходит! - то ли спрашивает, то ли утверждает она, похоже и сама не зная точно, с какой интонацией надо это говорить, но на всякий пожарный она это прокрикивает и на этой ноте на сцену почти немого действия влетает Анька. Она выхватывает из руки Мамы пакет и проводит ее в комнату. - Обои я бы у вас тут переклеила, полы бы поменяла, собаку надо на место, в конце концов, поставить! Леша, ты что, не знаешь, что у Аннушки боязнь и аллергия? - слово «аллергия» Мама произносит так, будто сейчас меня расстреляет. А я знаю, что у Аньки аллергии нет. И что Шурик нормальный пес. Не приученный к гостям и к тому, что на на него внимания не обращают, но нормальный. - И вообще! - Вставляет свое слово Сергеич, - вы в прошлый раз со своим шпицем тут... - Он чуть не сожрал его! - начинает задавать градус Мама, - Пиня еле успел забраться на комод! - Шурик нервно рычит, вспоминая, видимо, Пиню. - Так вот со своим шпицем... Мне пришлось после него убирать ковер, - сетует Сергеич. - Он долго терпел, позвольте ему простить это конфуз. Он же животное в конце концов. Пока спорящие продолжают свой собаководческий дуэль, Аня сбегает на кухню, оставив меня охранять парочку, чтобы ничего не взорвалось. - Алексей, а вы так и работаете в своем цветочном магазине? - спрашивает, чтобы убедиться, что я такой же раздолбай как и был. Только теперь по воскресеньям я иногда еще прогуливаюсь по городу и фотографирую. Отвечаю ей. - А я бы на вашем месте таки перешла бы в нашу тихую конторку на западе города. - Сергеич, видимо, срифмовал или провел ассоциацию, или может, даже ответил ей на это предложение в своем собственного производства тона и юмора, но промолчал. И я им загордился. - Я сааама все знааааю, - послышались крики из ещё одной комнаты, Сергеич закуривает, закатывает глаза, Аня промахивается мимо турки. Лия выходит: - я тебе говорила, надо ложку ближе! - Какая ты умная! А когда утром борщ готовишь, то почему вся плита в чем-то красном. В чем же, Лия? - В крови зверски убитой логики, - говорю я. Две пары красивых женских глаз устремляются на меня, пожимаю плечами, мол, извините, девочки, вырвалось. - Он у тебя, я смотрю, скрытый писатель-иронизатор, - ставит меня на место Лия. Анька уносит кофе к Маме. Сергеич приходит ко мне, просит закурить, слышно как Шурка учапал из нашей комнаты и тяжело упал на свой придверный коврик. Придверный. Это как придворный, но как-то что ли унижено. Придворный это, конечно, слуга и с этим не поспоришь, но Шурка он же то ли шут, то ли паж, то тапки принеси, то весь дом заставь своими поступками захохотать. Это он в хозяина. Сергеич он такой же. Но он - хозяин. И он за дверью, а Шурка перед. Придверный и задверный. Это как затворник, только задверник. На секунду даже понимаю, что сколько тут живу, а живу долго, я и ни разу у соседей не был, зато они у меня - каждый день сидит кто-нибудь. А с приходом в жизнь мою Анны Константиновны... Многогранная мысля в виде окурка отправляется в пепельницу, Сергеич ещё курит. Вспоминаю обещание Вере Михайловне не курить в кухне. Она мне, как и предполагает ее имя, Верит. Даже с большой буквы может. Распахиваем два окна. Воздух врывается в кухню, теребит занавески, сдувает газету с подоконника. Так и оставляем - пусть проветрится. - Сумасшедшая, дочь, ты просто сумасшедшая! Какая к черту практика, ну, Аня, ну, какая может быть практика? Ты даже себя не слышишь! - разрывается Мама. - Нет, черт с ней со свадьбой, спасибо, что я хоть узнала об этом. Но от кого? от соседей, Аня! - У вас пятно на кофте сзади, - вставляю я. Это разрядило батарейку тещи, она всерьез занялась своим пятном и вскоре попыталась ретироваться. Аня села на подоконник. Мне было совершенно непонятно почему она не курит. Я фотографировал ее, всегда фотографировал, она не всегда понимала это, но я делал это часто. Иногда фотки вылетали из книг и она удивленно рассматривала, даже удив