Открывшийся перед ними лабиринт представлял из себя ряды подвешенных дверей и окон, высотой до потолка, простирающиеся во все стороны. Недалеко от входа виднелась огромная стеклянная панель, развернутая к детективам.
На ее поверхности была выведена кровью цифра семь. Черточка посередине превращалась в стрелку, указывающую направо.
— Перечеркнутая семерка, — задумчиво проговорил Рохан. — Для Америки не свойственно.
— Наверное, он нарисовал ее исключительно ради фокуса со стрелкой, — сказала Мартина. — Впервые «Семерка пик» пишет свой знак в виде цифры.
Абрамс плевать хотел на их рассуждения. Его тревога нарастала, желание торопиться толкало вперед. Он сомневался, что опоздал, но ни в чем не был уверен.
Детектив поспешил в нужном направлении. Там нашелся очередной знак — теперь нарисованный на белой двери в фермерском стиле.
Склад, казалось, намеренно проектировали таким бестолковым. Найти здесь что-либо самостоятельно было практически невозможно, но «Семерка пик» направил их по четкому, хотя и извилистому пути среди многочисленных рядов окон и дверей, который закончился закутком, скрытым за хаотично развешанными окнами. Не будь указателей, Леви непременно прошел бы мимо.
Кровавая семерка на стене была обведена, а не перечеркнута стрелкой. Леви провел по поверхности рукой, но ничего необычного не обнаружил. Он всмотрелся в метку, затем скривился и приложил к ней обтянутую в перчатку ладонь.
Стена поддалась и сдвинулась, открывая деревянную створку. Мартина и Рохан удивленно вскрикнули.
Леви попробовал дернуть за ручку — заперто. Он не хотел рисковать и стрелять в замок, но времени возвращаться, чтобы обыскать трупы, тоже не было, поэтому Абрамс несколько раз ударил кулаком по двери, проверяя ее на прочность.
— Отойдите, — сказал он, удовлетворившись результатом.
Мартина и Рохан встали по обе стороны от него и нацелили оружие на дверь. Леви оттолкнулся и со всей мощью врезался в дверь, налегая своим весом. Створка задрожала на петлях.
За ней раздались испуганные крики.
— Там что, люди? — удивилась Мартина.
Леви не ответил. Он снова ударил, на этот раз сильнее. Дверь зловеще заскрипела и треснула. Еще один сокрушительный удар — и преграда подалась. С бешено колотящимся сердцем Леви распахнул дверь.
В тесной, слабо освещенной комнате раздались всхлипывания и рыдания. Детектив уставился на сбившихся в кучу перепуганных, покрытых синяками детей, не менее десятка. Их запястья и лодыжки были скованы цепями.
— Боже. — Мартина спрятала пистолет в кобуру, протолкнулась мимо детектива и присела на корточки. Она пыталась успокоить детей и уверить, что перед ними офицер полиции.
Леви не двигался, просто не мог. Рохан опустил пистолет.
— Ты знал, что здесь есть пленные. Ты знал еще до того, как вошел сюда. Откуда?
— Я не знал, что это дети, — в ступоре произнес Леви. — По тому, как «Семерка» изуродовал тела, понял, что убитые — работорговцы.
— Как?
Леви стиснул зубы.
— Именно так поступил бы с ними и я.
***
Несколько часов спустя Леви сидел за рулем своей машины. Но вместо того, чтобы вставить ключи в замок зажигания, он швырнул их на центральную консоль, откинулся на спинку кресла и закрыл лицо ладонями.
Спасенные дети находились в безопасности, в больнице, под временным наблюдением Опеки и Службы помощи семье и детям. Рохан уехал в местное отделение ФБР, чтобы помочь сопоставить личности детей с заявлениями о пропаже. Место преступления полностью опечатано, все улики собраны и пронумерованы, пять тел перевезены в офис коронера для первоочередного вскрытия.
Леви достал из кармана звонивший мобильник. Он не узнал номер, но догадывался, кто это.
— Ты никогда не звонил мне на сотовый, — сказал Абрамс вместо приветствия.
— Сегодня я сделал многое из того, чем не занимался раньше, — ответил «Семерка пик».
— Что произошло? — Пока убийца говорил, Леви провел пальцем по экрану телефона и запустил запись разговора. Он загрузил приложение несколько месяцев назад в ожидании именно этого события.
— Я разозлился.
— Да, я заметил.
— Ты не понимаешь. — Последовала долгая пауза. — Во время убийства я редко испытываю гнев.
— А что ты чувствуешь?
— Умиротворение. Радость. Удовлетворение. Словно все встает на свои места. Именно так, как и должно.
В желудке Леви все перевернулось, но он не ел почти десять часов, лишь поэтому его не стошнило.
— Ты искромсал этих мужчин.
— Знаю. Я не специально. Просто... Мне не стало лучше после их смерти. Они легко отделались. Слабое наказание за все, что они сотворили. Я пришел в ярость и потерял контроль.
— Ты отрезал одному пальцы!
— Он был уже мертв. — Сейчас в электронном голосе послышалась резкость. — Все они. Я бы никогда не стал мучить таким способом живого человека.
— Приятно знать о твоих принципах, — пробормотал Леви.
— Ты расстроен. Я знаю, что оставил беспорядок, наверное, было не слишком приятно входить туда. Прости.
— Ты извиняешься за потерю контроля и устроенную резню. Но не жалеешь, что убил этих мужчин?
— Разумеется, нет. С чего бы? Не существует ничего священнее доверия ребенка к взрослому и предательства более подлого, чем его эксплуатация. Ты можешь назвать преступление страшнее продажи детей в секс-рабство?
— Не знаю. — Леви ударился затылком о подголовник. — Геноцид? Ну, и все.
— Тогда как ты можешь возражать против подобной казни? В мире стало спокойнее без этих людей.
— Возможно, это и правда. Но суть в другом. Ты не имеешь никакого права решать, кому жить, а кому умереть. Никто не должен обладать такой властью. Что в тебе особенного, раз ты решил стать судьей, присяжными и палачом для всех нас?
— Я не особенный, — ответил маньяк. — Многие могут заниматься тем же, возможно, даже лучше. Но в отличие от других, я выбрал действие, а не пустую болтовню.
Леви закрыл глаза.
— Ты сумасшедший.
— Вообще-то, нет. Но мне кажется, ты и сам это знаешь. Именно поэтому так боишься меня.
Леви невесело хохотнул.
— Возможно, ты не сумасшедший в том смысле, что осознаешь и контролируешь свои действия. Но если ты убиваешь и испытываешь при этом радость, тогда с тобой точно что-то не так.
— Я бы поспорил. Со всеми что-то не так.
Нет. Леви не станет дискутировать о морали и природе человека с серийным убийцей, который только что изрезал пятерых мужчин и размазал их кровь по всему складу.
— Ты знал, что там были дети, — сказал он.
— Да.
— Но не помог им.
— Я не мог сделать это напрямую. Они бы меня увидели.
— И поэтому ты просто оставил их там?
— Я знал, что ты их найдешь.
Леви скривился.
— Откуда ты вообще узнал, что склад использовался работорговцами? Я проверял — не было и намека в сводках местной или национальной служб безопасности. И через наше управление и офис прокурора такая информация тоже не проходила.
«Семерка» долго молчал, Леви даже проверил, не прервался ли вызов.
— Ты в курсе, что люди могут просить помощи?
— В каком смысле?
— Они рассказывают мне о несправедливости, от которой пострадали. По большей части это ерунда, просто идиоты, жаждущие мелкой расправы, но иногда я получаю ценную информацию.
Леви выпрямился.
— Как люди связываются с тобой, если никто ничего о тебе не знает? 8-800-СЕРИЙНЫЙ-УБИЙЦА?