— Да она так выручала на мелководье! Без нее мы задержались бы еще на месяц!
— Теперь — квитанции за продукты, — сказал Серебренников. — Пароходу «Амур», Крутицкому… Это ясно. А вот Никифор Васильев. Кто он такой?
— Как вам сказать? — замялся Бестужев. — Это главарь банды, которая орудовала между Вирой и Биджаном…
— Ну и что?
— Мы уговорили их бросить грабеж.
— А мы-то здесь при чем? — не выдержав, вскричал Зимин.
— Генерал-губернатор в курсе дела, — спокойно сказал Бестужев.
— Хорошо, пока оставим это, — примирительно сказал Серебренников. — А вот расходы в Николаевске — билет в клуб, прислуга, какие-то вечера…
— Вы ведь жили у Казакевича? — вкрадчиво спросил Зимин.
— Да, но приходилось питаться, пользоваться услугами и в клубе.
Купцы с усмешкой переглянулись при этих словах.
— Теперь главная наша претензия, — Зимин нервно почесал бороду. — Мы с вами заключили договор на один год, с марта по март, а у вас — еще четыре месяца. С какой стати?
— А зимовка в Николаевске?
— Но кто вас держал там?
— Не кто, а что! Зима, бездорожье!
— Ну, знаете, — развел руками Серебренников, — всю зиму ездили курьеры.
— Но у них специальные рейсы, ездить с ними нельзя.
— При желании да при ваших связях, — ехидно улыбнулся Зимин, — можно было договориться…
Уже мелочные придирки в начале разговора испортили настроение, а когда Бестужев услышал, что купцы не хотят брать в расчет вынужденную зимовку, это окончательно расстроило его. Отчет честный, обстоятельный. У многих сплавщиков баржи ушли на дно, сотни голов скота погибло, продовольствие, другие товары, а тут все доставлено без потерь и порчи. За одно это умные хозяева заплатили бы надбавку…
Сколько по-настоящему толковых торговцев знал Бестужев в Забайкалье — Кандинские, Сабашниковы, Лушников, Старцев, Шевелев! Да и в Иркутске их немало — Баснины, Белоголовые, Трапезниковы, Сибиряковы. Как они помогали декабристам, сколько доброго сделали для них! И те платили им тем же. Но есть торговцы, а есть торгаши — жадные, ограниченные, не видящие из-за сиюминутной выгоды дальше своего носа. Неужто не понимают Зимин и Серебренников, что они на этом больше потеряют, чем обретут? Кто из порядочных людей захочет иметь с ними дело, когда станет известно об их придирках? Из-за таких вот и хиреет Русская Америка. Недаром уже поговаривают о продаже Аляски и Калифорнии…
Зимин и Серебренников продолжали что-то говорить, но Бестужев, не слыша их, отрешенно смотрел в окно. Истолковав его молчание как замешательство, купцы начали наседать еще больше. Тыча пальцами в отчет, они размахивали листками. Когда Бестужев наконец глянул на них и увидел вытаращенные глаза, раскрасневшиеся лица, он удивился, до чего отвратительны и вместе с тем жалки они!
— Жили целую зиму в свое удовольствие на готовых харчах!
— И еще требуете за это оплату!
«Как перевернуто все! — подумал Бестужев. — Будто не я, а они требуют справедливого расчета и призывают к совести».
Как ни странно, именно их искаженные лица вернули Бестужеву самообладание. Он окончательно понял, с кем имеет дело, встал и сказал:
— Мне все ясно! — сухо кивнув головой, он щелкнул каблуками. Нет-нет, да и проглянет военное. «Хорошо, что честь не отдал», — подумал он.
Неожиданный уход Бестужева обескуражил купцов. Оборвав на полуслове шквал «доказательств», они так и остались с открытыми ртами, разведенными руками. Потом глянули друг на друга и стали обсуждать, что бы все это значило?
— Он этого так не оставит, — сказал Зимин.
— Обратится к Кукелю или даже Муравьеву?
— Но вот ему кукель! — взревел Зимин, показав кукиш вслед Бестужеву. — Компания у нас частная, и вмешиваться в наши дела никто не имеет права!
— Так-то так, но…
В это время на улице под высокими окнами показался Бестужев, чему-то улыбаясь и покачивая головой.
— Смотри, он еще и смеется, — кивнул Зимин и, метнувшись к окну, по-змеиному зашипел от злости. — У, каторжник! Дернул же черт связаться с ним! Но хорошо смеется тот, кто смеется последним!
А Бестужеву действительно было смешно, что надеялся на честность, порядочность купцов. «Поделом же тебе, наивная душа!»
Пройдя немного, он сел на лавку у чьих-то ворот, закурил. Ну ладно, встал, ушел. А дальше что? Четыре месяца — не шутка. Тясяча рублей! Из полученных трех тысяч половина ушла на дорогу только в одну сторону. На оставшиеся — зимовал и добирался обратно. Вот так коммерция! Нет, надо как-то взять положенное! Посоветуюсь, конечно, с Болеславом Казимировичем и Муравьевым. Однако купцы, хоть и боятся их, — лица частные… Не зайти ли в редакцию к Петрашевскому, посоветоваться с ним…