— Мендэ! — приветствовал его Бестужев. Здороваться так посоветовал перед отъездом из Усть-Зеи Сычевский, это приветствие бытует у монголов и бурят наряду с «амар-сайн» и «сайн-байну». И все они означают «здравствуйте». Узнав от него, что маньчжурский язык сродни монгольскому и бурятскому, Бестужев обрадовался возможности объясняться и здесь: за долгие годы жизни среди бурят он научился довольно неплохо понимать их.
Старик присел на левое колено и, сложив руки на груди, ответил тем же «мендэ».
Внутри мазанки загорелся огонь, и Бестужев увидел, как трое ребятишек до самых глаз натянули на себя одеяло, не то сшитое из лоскутиков, не то сплошь покрытое заплатами. Чтобы не беспокоить семью, Бестужев не стал заходить в дом.
Во дворе старик расстелил перед остывшим очагом три овечьи шкуры и, пока гости усаживались, разжег сухой камыш, щепки, потом вышел со двора. Через некоторое время он возвратился с двумя стариками, один из которых немного говорил по-русски. Его звали Джумига. Раскланявшись, он сказал:
— Фунде-бошко[20] Найбао ожидай вас. Его скоро ходи сюда.
Со стороны села послышались какие-то выкрики, и старики сразу же встали, но Бестужев попросил их остаться, чтобы Джумига переводил. Тот послушался, однако чувствовалось, что он не меньше старика хозяина обеспокоен приближением начальника. Покрикивания становились все ближе. Наконец фунде-бошко появился в воротах двора.
Невысокий, полный, он быстро шел к костру, кривая сабля качалась на боку в такт его шагам. Не присев на колено, а лишь пригнув левую ногу, он стукнул каблуком в землю. Что-то петушиное было в этом движении. Хозяин постелил еще одну шкуру. Брезгливо глянув на нее и поморщившись, фунде-бошко молча уселся, поправив саблю и полы синего мундира. На конусе розовой шапочки сверкал начищенный медный шарик. Вслед за ним сели Бестужев с Павлом, но пришедший с ним лоцман Арсыган, а также хозяин с Джумигой остались на ногах. Бестужев попросил у фунде-бошко разрешения присутствовать здесь хозяину и Джумиге. Тот, выслушав перевод, сухо кивнул головой. Павел достал штоф. При виде водки глаза офицера блеснули: взгляд сразу же стал мягче.
— Предлагаю выпить за встречу и знакомство на гостеприимной земле Маньчжурии, — сказал Бестужев. Джумига перевел, фунде-бошко опять кивнул и разом вылил в рот водку, тут же подняв левую руку вверх. В ней, как по волшебству, оказался большой помидор — это Арсыган сунул его. Офицер с урчаньем впился в его красную мякоть.
Выпив первую чашку, он повеселел и что-то сказал. Арсыган и хозяин тут же побежали куда-то, а фунде-бошко поднял чашу и начал говорить. Когда он кончил речь, Джумига перевел ее очень кратко:
— Господина фунде-бошко Найбао говорите: очен рада презда господин Бес-ту-шин и хочет пить ваша здоровь!
Когда они выпили, во двор вбежали Арсыган и хозяин, волоча за рога большого барана. Тут же повалив его на землю, Арсыган надрезал ему живот и сунул руку внутрь. Начав блеять, баран через мгновение дрыгнул ногами и перестал биться. Видя, как содрогнулся Павел, Бестужев сказал, что это самая короткая, немучительная смерть для животного. Буряты тоже так делают — рвут аорту у сердца. Гораздо лучше, чем резать горло.
Арсыган на удивление быстро разделал тушу. Хозяин тем временем поставил на костер котел с водой и положил в нее куски парного мяса и голову барана. Не дожидаясь, когда сварится мясо, фунде-бошко выпил без тоста еще чашу водки. Вскоре Арсыган достал баранью голову, положил на миску и передал офицеру. Тот, грузно поднявшись на ноги, взял миску в руки и что-то сказал, а Джумига перевел:
— Господина фунде-бошко говорита: голова — почетный гость.
Фунде-бошко передал голову Бестужеву. Видя его замешательство, Джумига, глядя в костер, шепнул, чтобы он дал офицеру и себе глаза, а чиновнику — ухо.
— Очень приятно, что господин фунде-бошко Най-бао с почетом встречает нас, — сказал Бестужев. — Один глаз я отдаю ему, чтобы он был зорким и метким на охоте, другой беру себе, чтобы хорошо плыть по Амуру. Арсыгану — ухо, чтобы внимательно слушал вас. А язык я поделю между всеми, чтобы мы и впредь говорили на языке дружбы.
Арсыган разложил горячие куски баранины. Тост следовал за тостом, а фунде-бошко успевал выпивать и между ними, жадно пожирая мясо, помидоры. В конце ужина он встал, пошатываясь, обошел костер, обнял Бестужева и начал что-то лепетать. Лицо его было потное, тело горячее от огня и водки.
— Господина офицера говорита: завтра надо ходи рано-рано.