– Я нашел его ещё жеребенком, раненым и брошенным в канаве, когда несколько лет назад путешествовал с Фэем и несколькими друзьями на юг.
Что ж..здравствуй, край обрыва любви. Наконец–то мы встретились.
Я пыталась сопротивляться тебе, правда, но потом он сказал мне, что спас маленького жеребенка, как будто это было обычным делом, так что это было вне моего контроля.
Чёрт, почему? Почему он сказал мне, что спас Баки? Как я могла не превратиться в лужицу любви и вожделения при мысли о том, что он пытался успокоить испуганного маленького жеребенка, покрытого грязью, когда вытаскивал бедняжку из канавы?
К счастью, в этот момент вернулся Хорхе, так что мне не пришлось пытаться придумывать внятный ответ, который не был бы таким: “Мне кажется, я влюблена в тебя”. Но как только яблоко оказалось у меня в руке, а Хорхе и Кай отступили назад, до меня дошла тяжесть того, чего мне нужно достичь.
Была доля правды в идее, что животные лучше всех разбираются в людях. Итак, если лошадь не посчитает, что мне можно доверять, то это обречет на неудачу прогресс, которого я пыталась добиться с Каем. Другими словами, я, возможно, только что выстрелила себе в ногу. Дерьмо.
Пожалуйста, возьми яблоко. Пожалуйста, возьми яблоко. Пожалуйста, возьми яблоко.
Я мысленно повторила заклинание, приближаясь к Баки. Лошадь замерла, когда он свирепо посмотрел на меня, прежде чем отступить назад, шурша сеном под копытами. Что ж, это было отличное начало.
Стараясь не смущаться, я подняла яблоко и протянула ему.
– Привет, Баки, – проворковала я. – У меня есть кое–что для тебя, – он грубо фыркнул. Чёрт. Быть судимой лошадью было тяжело. Я помахала перед ним яблоком на случай, если он не заметил его. – Ты не возьмешь его?
Ничего. Баки не пошевелился, он просто взъерошил голову.
Слишком напуганная, чтобы смотреть на Кая, я перевела взгляд на Хорхе.
– Он когда–нибудь раньше брал у кого–нибудь яблоко?
Хорхе неловко наклонил голову.
– Кроме самого принца Кая, э–э...нет. Но это не значит... – мужчина сдавленно выдохнул вместо окончания фразы, его глаза широко раскрылись.
Именно тогда я это почувствовала. Дуновение теплого воздуха, которое покалывало мою ладонь и пальцы. Звук сопения. И, наконец, прикосновение влажных широких губ, когда тяжесть яблока исчезла из моей руки. Я посмотрела на Баки, его глаза ночного неба пожирали мою душу, когда он сделал настоящее заявление, громко раздавливая, хрустя и чавкая.
Он взял его...
– Привет, – прошептала я с благоговением, от восторга уголки моих губ медленно приподнялись.
– Он принял его, – голос Хорхе прозвучал как шепот, затем стал громче. – Боже мой, он действительно взял его.
Смешок облегчения сотряс мои плечи, когда я взглянула на мужчину.
– Означает ли это, что я могу оседлать его?
– Да, да, конечно, – сказал Хорхе, широко улыбаясь. – Я возьму седло. Аладдин, отдай принцу Каю и её высочеству их сапоги.
– Всё в порядке, Аладдин, можешь оставить их там.
Моё сердце екнуло, когда Кай заговорил, как будто на мгновение я забыла, что он здесь. Эта мысль мгновенно стала непостижимой, когда он приблизился ко мне. Его шаги были почти бесшумными, но они громко отдавались во мне. Предвкушение переплелось с надеждой, создав канат, натянутый высоко в моей груди. Потому что он смотрел на меня.
Не просто смотрел на меня, а смотрел на меня. Прямо в меня. Оглядывал моё тело, изучал меня, требуя, чтобы я обнажилась перед ним. У меня перехватило дыхание, и я была в восторге, что являюсь пленницей его взгляда. Он остановился прямо передо мной, и я запрокинула голову, чтобы посмотреть прямо на него, ожидая.
Он наклонился ко мне.
– Что ты сделала с моей лошадью, Эсмеральда?
Хоть убейте, я не могла дышать. Пламя, разгоревшееся в моей груди и дикий пожар, перекрыли доступ воздуха изо рта в легкие. Обжигающий жар заструился по моей коже во всех направлениях, так быстро и сильно, что моё тело затряслось, а бёдра сжались.
Почему у него был такой голос?
В этом вопросе не было сварливого ворчания.
Это был грубый, шершавый, немного прерывистый и, может быть, чуть хрипловатый голос, который произнёс моё имя.
Как будто в его вопросе был какой–то подтекст. В том, как он стоял так близко ко мне. И это не имело смысла, потому что почему? Что? Как? Когда? Простите, почему?
Несмотря на пьянящее возбуждение, охватившее меня, я улыбнулась. По крайней мере, я надеялась, что это была улыбка на моих губах, а не выражение "трахни меня, папочка", потому что моё лицо горело так сильно, что онемело.
Я хотела сказать что–нибудь классное, загадочное или забавное, что произвело бы на него неизгладимое впечатление, но всё, что я смогла выдавить из себя, это тихое, с придыханием:
– Ничего.
Мои руки всё ещё дрожали, когда я меняла кроссовки на пару коричневых сапог для верховой езды. Но когда Баки был оседлан, а Кай одет в более короткую, но такую же толстую куртку, Хорхе принес мне стремянку, чтобы я могла забраться на Баки. Затем Кай взял поводья обеих лошадей и вывел их из загона.
Но прежде чем забраться в седло коричневой лошади, он повернулся к Баки и похлопал его по шее тяжелой рукой.
– Будь добр к ней, – прошептал он лошади.
Может быть, это было не для моих ушей, но я услышала его и чуть не растеклась, превратившись в бессознательную лужицу восторга на полу.
Глава 10
Эсмеральда
– Итак, если Баки – твоя лошадь, то чью взял ты? – спросила я Кая после нескольких минут тишины.
Наши лошади шли бок о бок ленивым шагом, когда мы направлялись через лес, окружающий заднюю часть дворца Чаукхам.
Это было прекрасно. Так мирно и чарующе. Небо над головой было ярким, даже несмотря на то, что его покрывал слой бледно–серых облаков. Несколько Малиновых танцевали между низкорослыми вечнозелеными растениями и высокими безлистными деревьями. Среди кустарников были разбросаны опавшие ветки и россыпи зимних полевых цветов. И, к счастью, не было грязно, но было влажно из–за дождя, прошедшего несколько ночей назад.
– Эта тоже моя, – сказал Кай. – У меня три лошади. Баки, – он потрепал длинную шелковистую шею лошади, на которой сидел. – Это Биг Ганз и кобыла по имени Далия.
– Ты назвал свою лошадь Большая Пушка?
Он нахмурил брови, поморщившись.
– Нет. Это сделал Фэй. Я проиграл пари.
– А, – я усмехнулась.
Мы снова замолчали, и как бы я ни старалась, я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме него.