На фоне чудесной музыки Картер, убаюканный ее нежностью, почувствовал себя воистину Служителем Высокого Дома, а в самом скором времени – Хозяином, повелителем необъятного царства, способным дерзнуть и попросить руки такой восхитительной женщины.
Анина закончила играть, Картер, не до конца опомнившись, нелепо улыбнулся ей. Ее глаза радостно сверкали, и она принялась рассказывать ему короткие забавные истории. Оказалось, что она не только превосходная музыкантша, но и прекрасная рассказчица. Каждый ее рассказ был подобен мастерски обработанному бриллианту, поворачивавшемуся то одной, то другой гранью. Все в этих рассказах было на месте, все уравновешено, лапидарно – ничего лишнего. Закончился первый рассказ – и Картер от души рассмеялся. Закончился второй – горько вздохнул, а после третьего залился слезами.
– Есть что-нибудь, чего вы не умеете? – спросил он в конце концов.
– Есть, и многое, – отвечала Анина. – Но то, что я умею, я делаю хорошо.
Так они просидели до самого вечера. Поведав Картеру свои истории, Анина попросила его рассказать о себе, и он неожиданно для самого себя выложил ей все-все: о своем чудесном детстве, об отце, о матери, которую едва помнил, о Бриттле, Чанте, Енохе. Он даже признался в краже ключей, поведал о годах изгнания, прожитых в семье приемных родителей, о возвращении в родовое гнездо. Похоже, он позабавил Анину. Она смеялась его шуткам, а над бедами чуть не плакала. А его она поразила тем, что будучи столь превосходной рассказчицей и других слушать умела. А такое мало кому свойственно.
Затем они вышли в висячий сад. Впервые за долгое время Картер ощутил, как солнце согревает его щеки. Он вдыхал ароматы бесчисленных цветов, рассаженных с безупречной аккуратностью. Розовые штамбовые розы красовались на клумбах в виде сердечек, лиловые гиацинты росли ровными квадратами, пионы – овалами, красные розы – рядами. Росли здесь также лобулярии, петунии, ноготки, циннии и множество других цветов. По четырем углам стояли апельсиновые деревца, вдоль изгороди белели гортензии. Даже плющ по забору вился не как попало, а был выстрижен в виде шариков, мордашек клоунов и знаков Зодиака. Анина взяла Картера за руку и повела вдоль невысоких стриженых кустов, показывая каждый утолок сада, огороженный белыми камешками. От ее прикосновения сердце Картера учащенно, взволнованно забилось.
– Наверняка вы не одна тут работаете, – сказал Картер.
– Нет, мне мало кто помогает, – покачала головой Анина. – Потому что я почти никому не доверяю эту работу. Но может быть, вы желали бы помочь?
– Да, с удовольствием. Прямо сейчас?
– За садом нужно ухаживать каждый день. В противном случае он одичает.
Картер думал, что Анина отправится переодеться, но она только натянула белые перчатки, взяла за кустами садовые инструменты, и вскоре они принялись обрабатывать клумбу с барвинками. Поначалу Картер не мог сообразить, чем бы заняться – клумбы имели образцово ухоженный вид, но Анина объяснила ему, каковы ее пожелания, и под ее руководством добился кое-каких успехов. Анина негромко напевала, время от времени умолкая и указывая Картеру на те участки клумбы, что нуждались в обработке. Таким образом незаметно пролетел час.
Во время их трудов в саду появилась Анна, но мешать не стала. Она не играла, как на ее месте стал бы играть ребенок ее возраста, – уселась на маленькую белую табуреточку и наблюдала за взрослыми.
Наконец, когда от изгородей потянулись тени, Картер встал и размял усталые руки и плечи.
– Боюсь, мне пора возвращаться в Часовую Башню.
– Пожалуйста, останься! – воскликнула Анна. – Ты ведь еще не пил чай с моими куклами!
– Мне очень жаль, но я не могу остаться. Енох будет волноваться.
– Тогда, быть может, заглянете к нам завтра? – улыбнувшись, предложила Анина.
– Я бы с удовольствием.
Картер погладил Анну по головке и неохотно удалился. Вышагивая по скучным коридорам, он весело насвистывал. Впервые за много дней у него было так легко, так радостно на душе. Однако приблизившись к потайной двери, он сбавил шаг и умолк, вспомнив про Старикашку-Хаоса. Картер заглянул в глазок. О, ужас! Старик по-прежнему слонялся по комнате – неужели провел здесь весь день? Картер отпрянул от глазка и стал гадать, как же ему быть. Ни о каком возвращении в Часовую Башню и думать было нечего, пока Хаос торчит за стеной, а послать весточку Еноху Картер никак не мог. Картер неохотно вернулся, сжигаемый чувством стыда. Он провел такой приятный день, а Еноху, может быть, грозила опасность. Но все же Картер сомневался, что Енох ночью отправится на чердак. Старый часовщик отличался завидной терпеливостью и мудростью. Он бы не стал рисковать, если бы только не возникло крайней необходимости.
У дверей Картера встретила Анина. Она вовсе не удивилась его возвращению. Когда же он объяснил, что вернулся из-за того, что Хаос не дал ему пройти к Башне, Анина только улыбнулась и сказала:
– Пойдемте со мной, и мы избавим вас от забот.
С этими словами она провела Картера в комнату, просторную, как ее сад, устланную золотистыми коврами. С потолка свисали цепи, а на них висели позолоченные клетки, в которых сидело множество всевозможных птиц – от белых голубей до разноцветных попугаев. Анина открыла клетку, где сидел серый голубок, и он взошел на ее запястье.
– Эти птицы мне повинуются. А этот голубок знает дорогу к Часовой Башне. Мы привяжем записку к его лапке.
– О, это просто чудесно! – обрадовался Картер. – Тогда мне не о чем волноваться. Мне, конечно, и раньше случалось видеть почтовых голубей, но просто изумительно, что этот знает дорогу к башне. Я думал, ее не знает никто, кроме Еноха.
– Я тут живу много лет. А птиц обучить легко. Кто знает, когда вдруг понадобится отправить весточку?
Картер обрадованно написал короткую, торопливую записку:
Все в порядке. Хаос не давал мне вернуться, но я в безопасности. Завтра с утра попробую еще раз.
Картер.
Анина вынесла голубя в сад и отпустила. Птица описала круг над садом и исчезла за забором. Затем Картеру был подан великолепный обед: жареная куриная грудка в кляре с гренками, с дымящейся пареной белокочанной капустой и запеченными шариками брюссельской, зеленым горошком и кусочками картофельного суфле. Запивал он эти божественные блюда яблочным соком, что казался слаще любого вина.
Спать его уложили на кровать с балдахином в комнате, устланной красным ковром и заставленной массивной мебелью. На каждой стене висели картины, изображавшие симпатичных гномов. Перина была удобная и мягкая, и Картер погрузился в сон с мыслью о том, что готов всю жизнь прожить в этом доме.
Наутро его разбудила Анна. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до края кровати.
– В сад прилетели желтые птички, – сообщила она. – Хочешь посмотреть?
Картер улыбнулся, кивнул и попросил Анну выйти и подождать, пока он оденется. В окна лился солнечный свет, что показалось Картеру удивительным после стольких дней непрерывного ненастья. Выглянув в окно, он обнаружил, что комната, где он провел ночь, находится на седьмом этаже прямоугольной башни, выстроенной из темно-зеленых камней. Ниже окна располагались постройки пониже, неподалеку виднелась Часовая Башня. От того места, где находился Картер, ее отделяло мощенное булыжником море.
У подножия лестницы Картера ждала Анина. Она взяла его за руку и провела в сад, где на железном столике их ожидал сытнейший завтрак: вареные всмятку яйца, сосиски, бекон, булочки и кофе. Анна сказала правду: в сад прилетела большая стая желтых трясогузок. Они расселись по веткам деревьев и весело щебетали – просто-таки множество солнечных зайчиков с крылышками.
– Они прилетели на рассвете, – сказала Анина. – Мне нравится любоваться их играми.
– Сейчас они не очень-то игривы, – сказал Картер. – Кажется, они готовы уснуть.
Похоже, это замечание несколько не устроило Анину.
– Их игры – это спокойствие Всего Сущего. А больше ничего не требуется.