Он спустился всего на несколько футов. До крыши было еще далеко. И вдруг сверху послышался знакомый голосок. Из окна высунулась Анна, вытянула руку… Блеснуло лезвие острого ножа, готового полоснуть по веревке…
– Пожалуйста, сэр, возвращайтесь, а не то я точно перережу веревку! – крикнула Анна.
Картер окинул взглядом окрестности. Ухватиться было положительно не за что. Рядом с Анной стояли двое мужчин в белых шлемах.
Картер оттолкнулся от стены и быстро заскользил вниз по веревке. Она больно обжигала ладони.
Он пролетел почти половину расстояния до крыши, когда веревка оборвалась, и он камнем рухнул вниз.
В ПЛЕНУ
Картер падал. Ему удалось, правда, уцепиться за шею каменного коня – но из-за этого руки его чуть не вырвало из плечевых суставов. Пальцы соскользнули, он снова полетел вниз, причем каждое мгновение его падения сопровождалось жуткими подробностями. Он видел свои распростертые и машущие руки, розовые ногти, листья плюща на окнах, мимо которых пролетал, трещины в растворе между камнями, из которых была сложена стена. Он видел синее небо и легкие белые облака.
Картер упал спиной на дощатый навес, доски хрустнули, подломились. Он лишился чувств.
Очнувшись, Картер обнаружил, что лежит не на сломанном навесе, а на кушетке из слоновой кости в покоях Анины. Она провела по его лбу смоченной в прохладной воде салфеткой. Картер искренне поразился тому, что остался в живых, но дар речи его определенно покинул. Он осторожно пошевелил руками и ногами. Он чувствовал боль от ушибов, но кости, похоже, были целы. Затем он ощупал ребра и даже сумел немного выгнуть спину. Да, невзирая на массу синяков, он был цел и невредим. Он закрыл глаза и уснул.
Проснувшись, он снова увидел Анину. Она напоила его фруктовым соком, смешанным с медом, склонилась к нему. Глаза ее были полны слез. Картер чуть было снова не исполнился любви к ней.
– Почему ты покинул меня? – спросила она. – Меня, которая могла дать тебе все, что бы ты ни пожелал?
– Потому что знаю, кто ты такая, и боюсь тебя.
– Лишь мои враги должны меня бояться. Но что ты знаешь обо мне? Только не лги.
– Ты – Воплощение Порядка, или что-то в этом роде, и человеческого в тебе не больше, чем в Старикашке-Хаосе.
– Но это означает всего лишь, что я способна дать тебе гораздо больше. Не просто любовь, но вечную жизнь, ибо я бессмертна. Ты бы мог править вместе со мной в моем царстве. Разве тебе не приятно смотреть на меня? Разве не в упоении друг другом мы провели эти три дня? Я могла бы показать тебе бесконечную любовь, ибо и в любви я совершенна.
– И в ненависти тоже, вероятно? Прости. Ты – орудие анархистов, а я таким же становиться не желаю.
Анина устремила на Картера печальный, холодный взгляд. Прямо у него на глазах от нее вдруг повалил пар, и ее одежда и тело начали таять. Вскоре на ковер легло все, что от нее осталось, – лицо, похожее на обрезок высохшей кожи, с глазами, подобными прорезям на маске. Картер в ужасе отпрянул от жуткого зрелища, и в этот же миг в комнату вошла Анна – строгая, подтянутая, в безупречно белом платье, перчатках и шляпке.
– От нее больше нет никакого толка, – заявила девочка.
У Картера в глотке пересохло.
– Значит, это все – твоих рук дело? – хрипло проговорил он.
– Мы с ней – одно и то же, мы – проявления Порядка. Как ты верно догадался, мы – Первичная Стихия. Но Порядок – всегда дитя.
– И служит анархистам.
– И служит своим собственным целям, – мило поправила его девочка. – Полицейский нам кое-что пообещал, когда придет к власти… территориальное преимущество перед Хаосом. Это наше самое большое желание, ибо Старикашка – бедлам, разрушение, Пустота. Мы должны навести во Вселенной полный порядок.
– И все же Хаос встал на моем пути и помог вам.
– Может быть, Полицейский ему тоже что-то пообещал. Меня это не интересует.
Картер молча смотрел на Анну.
– Что же ты молчишь? – поинтересовалась она чуть погодя. – Разве ты не собираешься поспорить со мной?
– Легче поспорить с бурным потоком. Не думаю, что ты поймешь меня – как понял бы человек. Ты – разновидность силы, нечто вроде магнетизма, которым пользуется Полицейский, как я воспользовался бы молотком. Спорить бесполезно. Что ты намерена сделать со мной?
– Я надеялась, что ты останешься с нами. Если это не так, придется задержать тебя здесь, пока не придет Полицейский. Ему сюда нелегко добраться.
Анна связала Картера – правда, надо отдать ей должное, бережно, учитывая его ушибы, и закрыла его рот кожаной повязкой, так что крикнуть он теперь не смог бы при всем желании. Затем она удалилась, а рядом с Картером остался стражник в белом шлеме. Глаза у стражника были странные – ни радужки, ни зрачка.
Картера охватила необычайная тоска. Он уставился на маску, некогда бывшую Аниной, и горько расплакался. То были слезы, знакомые покинутым влюбленным. Но плакал он недолго. Вскоре им завладело другое чувство – чувство злости на Полицейского, и он решил бежать прежде, чем до него доберется его заклятый враг. Картер задумался. С завязанным ртом Слов Власти он произнести не мог. Но он мысленно проговорил их: Тальгидин – Слово Тайных Путей, Седгатти – Слово, Дарующее Силу… Ни одно из них сейчас не годилось. Рамуррин – Слово Надежды. Нет, и оно не поможет. Оставалось полагаться только на Элакаммор – Слово, Приносящее Помощь, хотя до тех, кто мог бы прийти на помощь, было так далеко.
Он отбросил все посторонние мысли, перестал сожалеть об Анине и злиться на Полицейского. Затем он медленно призвал в сознание Слово. Поначалу ему никак не удавалось вызвать в памяти нужные очертания, но постепенно Слово сложилось, буквы полыхнули ярким пламенем, а внутри Картера зародилась могущественная сила. Он попытался выпустить ее на волю, но со стянутых повязкой губ сорвалось только невнятное мычание. А потом… словно электрический разряд пронзил все его тело, сердце сжалось, дыхание перехватило. Свет и тьма поочередно мелькнули перед глазами, казалось, будто чудовищная стихия разрывает его на мельчайшие, величиной с молекулу, частицы. На миг Картеру почудилось, что вот-вот лопнут кровеносные сосуды. Видимо, он ухитрился вскрикнуть, потому что стражник заехал ему по щеке рукой в латной рукавице. Боль сменилась гневом. Картер напрягся, стремясь освободиться от пут и дать стражнику сдачи.
Однако и звон в ушах, и ярость утихли одновременно, оставив после себя полное изнеможение. Какое-то время Картер пребывал в состоянии, похожем на наркотический транс. Очнувшись, он ощутил дикий озноб, боль в мышцах. Со лба струями стекал холодный пот. Руки саднило после попыток вырваться из пут. Прошел долгий, мучительный час, и только тогда к Картеру вернулись хоть какие-то силы, а потом – еще через час – в голове у него созрел план.
Оставалась единственная надежда, да и та – слабенькая, на то, как воспользоваться Словом, не произнося его вслух. Картер сидел, стараясь дышать медленно и равномерно, набираясь сил для новой попытки.
Затем он снова вызвал в памяти Слово. Поначалу оно выглядело туманным, расплывчатым, но вот мало-помалу разрослось и приобрело четкие очертания, как прежде. Картер понимал, что обязан оживить Слово, выпустить его могущество в мир так, как если бы выговорил его. На этом он и сосредоточил все усилия и на сей раз направил Слово не к голосовым связкам, а в самую сердцевину сознания и удерживал там до тех пор, пока у него возникло ощущение, будто он сжимает древко полыхающего флага, а Слово Власти начертано на нем словно девиз.
И вот внезапно он перестал сжимать флаг – он сам стал им. Вернее, горящее полотнище стало частью его, как будто Слово выжгли в его душе. До этого мгновения Слова для Картера были орудиями, потом разместились внутри него, словно кости скелета, а теперь он воистину стал их повелителем. На краткий миг его охватило упоение таившейся в нем властью.
Когда он выпустил Слово на волю, стены комнаты сотряслись, воздух огласился громогласным ревом, и сила исходила не от Картера, а сразу отовсюду. Стражник, отброшенный к стене подобно деревянному солдатику, валялся там, бездыханный. Рука его выгнулась под немыслимым углом. Путы спали с Картера. Он понимал, что теперь никому не дано удерживать его против его воли.