Я начертил мысленно ее траекторию, обязательно пройдет мимо транскомпа, неделю тому я начал собирать его собственноручно, это гораздо дешевле, чем купить в магазине, это не по карману, но сейчас в полуразобранном…
— Платформу влево, — произнес я вполголоса, — разъемник выше…
Королева, как я и рассчитал, подошла, прикоснулась кончиками пальцев… я нарочито отвернулся, а за спиной сухо затрещало, раздался сдавленный вскрик. Я быстро оглянулся, королеву отшвырнуло на другой конец комнаты, где и растянулась на полу. Волосы дыбом, глаза выпучены, а зубы стучат мелко–мелко. Руки тоже трясутся, как у припадочной, щеки бледные, как мел.
Я охнул:
— Что за дурь? Могло же вовсе убить!..
Ее крупно колотило, выговорить не может ни слова, я поднял ее на руки, никогда бы не подумал из–за ее массы платьев, что такая легкая, понес к дивану, она даже не поняла, что с нею делают, и бережно опустил на роскошно мягкую поверхность.
Пришла в себя не скоро, руки еще дергаются, но ухитрилась выговорить:
— Что… это… было?
— Ответ, — сообщил я с невольным злорадством. — В жилище такого могучего мага, как я, нельзя и шагу ступить самостоятельно, ясно?.. А делать можно только то, что разрешу. Что изволю разрешить по своей великой милости и добрости. Понятно, почему?
Она прошептала:
— По…че…му?
— Потому что здесь главный я, — сообщил я злорадно. — А ваша жизнь, ваше бывшее величество, теперь в моих гнусных лапах! И ваша честь. Да и вообще… усе.
Она осталась лежать неподвижно, даже руки перестали трястись, хотя пальцы еще мелко–мелко вздрагивали. Глаза огромные, вытаращенные, ресницы трепещут, как крылья у бабочки, что хотела бы взлететь, да боится шныряющих вверху страшных хищников — воробьев и ласточек.
Потом ее лицо отвердело, в глазах проступила привычная жестокость, она медленно поднялась, даже воз- делась, будто не сама по себе, а некая сила ее подняла, встала и пересела в кресло за столом.
— Я не враг, — произнесла она прежним холодным голосом, как разговаривала в тронном зале с придворными.
— Надеюсь, — ответил я.
— Тогда… зачем?
— Дом защищается, — объяснил я. — Ваше величество, волшебный дом просто предупредил, что нельзя ничего трогать без разрешения хозяина. В следующий раз просто убьет! Или сделает еще хуже…
Она проговорила нетвердым голосом:
— Что может быть хуже?
— Сделает вас старой, — ответил я без жалости. — Кожа станет морщинистой и дряблой, щеки обвиснут, под глазами появится три яруса серых мешков, похожих на рыбацкие сети, с темными пятнами на щеках и лбу, а шея так и вообще…
Она прошипела:
— Прекрати! У меня уже сейчас такая от твоих слов!..
Я повернулся к экрану.
— Снимок!.. Еще один… Еще… Вывести на экран.
Королева ахнула, когда на экране появилась она, сидящая сейчас за столом, все еще бледная и с расширенными в испуге глазами.
— Это…
— Это вы, ваше величество, — сказал я. — Ваш нынешний портрет.
Она медленно поднялась, выпрямилась во весь рост, не отрывая взгляда от своего изображения.
— У тебя… домашний художник?
— Можно сказать и так, — ответил я скромно.
— Он просто удивительный, — сказала она. — Нарисовать так моментально?.. Я о таком волшебстве не слыхала.
Она подошла к экрану, оглянулась.
— Потрогать можно?
— Это можно, — разрешил я великодушно и добавил громко: — Стража! За это мою гостью не убивать, не калечить и не делать старой.
Она осторожно прикоснулась, под ее пальцами изображение тут же увеличилось. Отдернула руку, но фото оставалось в том же размере. Прикоснулась еще раз, оно увеличилось так, что помещается только один глаз, что занял половину стены.
Я сказал с сочувствием:
— Ваше величество, нужно сделать пальцами всего лишь вот так…
Я показал, не прикасаясь к стене, изображение тут же уменьшилось.
Он попробовала, фото осталось таким же, как сделал я.
— Управлять жестами может только хозяин, — сказал я. — У вас доступ ниже, но тоже есть. Повозите пальцами по экрану…
— Полотну?
— Да, — согласился я. — Полотну. У нас такое полотно. Скользкое. Будто в соплях, но без соплей.
Она сосредоточилась, даже нахмурилась и губу прикусила, начала двигать пальцами, изображение то уменьшалось до макового зернышка, то увеличивалось так, что на весь экран одна ресница, я же отошел в сторону и жестами вызвал на дополнительном экранчике на другой стене редактор и велел состарить ее фото так, чтобы выглядела древней старухой.
Я не указал год, и на экране понеслась вереница старческих лиц, я поспешно согнул палец, в центре остановилось фото старухи в сто двадцать лет.
— На главный экран, — велел я вполголоса.
На большом изображение моментально сменилось, королева отпрянула.
— Что… это?
— Это вы, — пояснил я любезно. — Узнаете?.. Такой станете, если будете щупать тут все и тыкать вашими королевскими пальцами, без моего разрешения. Понимаете, ваше величество… здесь вам не там.
Она побледнела при виде старухи на экране, но всматривалась очень внимательно. От такого фото даже у меня мороз по коже, но королева, судя по выражению ее лица, отыскала сходство со своей бабушкой или прабабушкой, некие общие фамильные черты, что идут из поколения в поколения тысячи лет.
— Это ужасно, — произнесла она холодно. — Я ничего не стану трогать. Хотя я королева!
— Но не в моем доме, — напомнил я. — Здесь я король, хоть и как бы король, ваше величество. А вы… даже не знаю, гостья или пленница?
Она посмотрела на меня с высокомерным равнодушием.
— Определяйтесь быстрее, глерд… или не глерд? От этого зависит ваше будущее.
— Чё–чё? — переспросил я.
— Ваша выгода, — пояснила она с королевской снисходительностью к карлику. — Я королева! А услуги королям оплачиваются высоко.
— Вы можете оплатить только драгоценностями на вашем платье, — отрезал я. — И в заколках. Но их могу забрать и так. По своей воле!.. А больше ничего не можете.
— Верни меня в мое королевство, — напомнила она. — Ты получишь намного больше.
— Не надо было хвататься за меня, — напомнил с бессильной злостью. — Какая хватка, какая хватка! Королевская. Вы свое не упустите, верно?
— Я пыталась тебя остановить, — сказала она. — Во- обще–то остановила бы… но ты оказался сильнее и стремительнее.
Я сказал зло:
— Да, вы из тех, кто коня на скаку остановит… но теперь мы оба заполучили головную боль. Вы в чужом мире, а я все не решу: утопить вас или удушить?.. Блин, со спутников мониторят всех муравьев на моем участке, труп на огороде не спрячешь. А где прятать?
— Ты сможешь, — сказала она и посмотрела очень внимательно. — Ты сможешь!
— Спрятать труп?
— Вернуть меня обратно, — ответила она, по–королевски не замечая глупой шуточки. — Если не за горы золота, не за бриллианты или земли, и как королева я для тебя не королева… то хотя бы как помощь женщине? У вас как насчет рыцарской чести?
— Хреново, — буркнул я. — Хуже некуда. Мужчины пали настолько, что женщины сами берут в руки как столярные молотки, так и… оружие. И сами себя защищают… а то и мужчин.
Она широко распахнула глаза.
— А мужчины… что, терпят?
Я хмыкнул.
— Пока еще ни один не покончил с собой из–за стьща.
Она всмотрелась в меня.
— Аты… неужели и ты… Нет, я же вижу, ты не такой. Ты не такой!
— Еще какой, — сказал я тоскливо. — Я такая свинья подзаборная… Чаще хрюкаю, чем говорю. Вон на диване место протерто… Там лежу, а вон там вмятина от моей жопы. Каждый день сижу часов по пять перед жвачни- ком, серфлю, а потом до ночи мобов бью… Там я такой герой и та–а–а-акой блага–а–ародный…
Она подумала и, не сводя с меня пристального взгляда, произнесла задумчиво:
— Значит, ты уже накопил силы…
— Накопил?.. Силы?..
— Ты уже коснулся ногами дна, — проговорила она также медленно, — осталось только утонуть… или толкнуться, чтобы выпрыгнуть на поверхность.