Так держать, Марика, хотя сейчас мне и жаль, что ты не пройдешь со мной вдоль главного конвейера, не увидишь, как сбегают с него «Жигули». Впрочем, сегодня и я не сяду рядом с шофером, да и сами испытатели никуда не едут: едва конвейер останавливается на обеденный перерыв, все торопливым шагом направляются на митинг.
И тут ко мне подходит длинноволосый, бородатый Тугров. О, как он наряден! На нем великолепная цветастая рубаха навыпуск, нечто скорее женское, чем мужское, бьющее в глаза своей эффектностью. Но смотрит Арсений хмуро и праздничность одежды только подчеркивает внутреннее его смятение.
— Что случилось? — спрашиваю его.
— Сдал экзамены. Приняли в техникум, — отвечает Арсений совершенно упавшим голосом, словно признаваясь в тягчайшем преступлении. — Заочно, ясное дело, но все-таки кругозор буду повышать. И уезжать собираюсь — в Набережные Челны. Мое дело — высота, монтаж, передний край.
— Так это отлично! Поздравляю!
— Вот и она порадовалась бы. А она даже не пишет. Вам-то небось находит время описать свое моральное состояние, а мне отвечает раз в два месяца, хотя я засы́пал ее всеми видами почтовой связи.
— Да, — бодро отвечаю я. — Мы с ней друзья!
Мне хочется прочесть ему лекцию о любви и дружбе. Но я смотрю на Арсения, и во мне просыпается сочувствие. Подумать только: Тугров поступил в техникум! Вот до чего доводит людей любовь!
И я говорю ему правду:
— Нет, Сеня, и мне она стала писать редко.
Густые брови Тугрова сползлись к переносью, но не я ему, а он мне сказал:
— А вы не отчаивайтесь, может быть, так и надо? Уж если она пошла на риски…
— На риск, — машинально поправил я.
— Конечно, на риск, — вздохнул Тугров. — А учиться я, между прочим, буду. Нельзя без этого, не получается полного соответствия с жизнью.
Я кивнул головой.
Мы входим в пролет корпуса, где кумачовые полотнища колышутся в свете юпитеров, а на трибуне, возникшей неожиданно, как все на автозаводе, — еще вчера ее не было, — собрались руководители города, стройки и завода вместе с лучшими из лучших передовиков.
С большой трудовой победой поздравляет притихших у трибуны людей Семизоров: строительство первой очереди главного корпуса завершено, она сдана в эксплуатацию с оценкой «хорошо».
Здоровенный символический ключ строители вручают заводчанам. Генеральный директор ВАЗа Поляков верен себе: коротки скупые похвалы и точны задачи — быстрее наращивать мощность до проектной, выдавать автомобили отличного качества…
А я смотрю на счастливые лица героев стройки, проживших такую бурную и долгую жизнь за три года нашего знакомства. Сколько боев и побед им еще предстоит! Еще много будет невероятно напряженных дней и ночей этой битвы на Волге, будет много радостных митингов в разных цехах и корпусах. Еще ни Семизоров, ни Поляков не знают, что через три месяца им обоим будет присвоено звание Героя Социалистического Труда. Но и сейчас у многих, стоящих на трибуне, поблескивают на груди Золотые Звезды.
А Клементьева на трибуне пока не видно, хотя уже к первомайской демонстрации он вернет себе право шагать в первом ряду, рядом с Досаевым — знаменосцем колонны КГС.
До моего плеча осторожно дотрагивается Василий Майор.
— Вам, наверно, пригодится, — шепчет он, — к началу митинга с конвейера сошла машина № 33096.
— Спасибо, — отвечаю я, старательно записывая.
Этот номер абсолютно не нужен мне, но для самого-то Майора это сейчас главное в жизни. А подумать — и верно, здорово: тридцать три тысячи!.. Они словно утверждают акт приемки, эти первые десятки тысяч автомобилей.
Их будет много, миллионы. Не только машин ВАЗ 21-01, в проекте предусмотрена возможность ежегодной переналадки производства на выпуск новых моделей. Да что там «предусмотрена возможность» — 27 апреля 1971 года с главного конвейера сошел опытный образец автомобиля марки ВАЗ 21-02, уже не «Жигули», а «Универсал», в сентябре 1972 года — ВАЗ 21-03, «люкс-Жигули», с семидесятипятисильным мотором. За первой «ниткой» конвейера в строй вступила вторая, третья… Нарастание рассчитано на несколько лет, казалось бы, медленно. Но ведь дело не в том, чтобы пустить саму стальную «нитку», — хотя и здесь есть свои сложности и хитрости, — дело в производстве огромного количества деталей и узлов. Вторая «нитка» — это удвоение, а третья — утроение всего производства по сравнению с первой очередью. А ведь каждая «нитка» дает легковых автомобилей больше, чем выпускали их все заводы страны, вместе взятые, еще так недавно — в 1969 году!