Через «минутку» он пригласил меня:
— Идемте. Но, простите, я очень тороплюсь.
И мы побежали.
Алексей Кочет довольно высок, но это не бросается в глаза благодаря пропорциональности его фигуры, что ли. Чуть наклонясь вперед, он мчался передо мной замысловатым путем, в обход реденького, сквозного каркаса ТЭЦ, разрытой дороги, траншеи между какими-то колодцами, где еще трудились бетонщики, в здание пиковой котельной. Здесь все кишело, как в мешке со свежепойманными угрями. Мне казалось, о близком пуске и речи быть не может. Но мы все бежали, Алексей Николаевич на бегу перебрасывался короткими фразами с бригадирами, рабочими, мастерами, и понемногу я улавливал взаимосвязь явлений, невероятную нацеленность каждого звена на единую задачу — пуск. Гигантская строительная машина работала на полных оборотах. Где-то неподалеку еще брюзжал Иосиф Лазаревич, но это были стихающие раскаты грома улегшейся грозы:
— Нажимай, раз подключили! А то выдумали! Я его спрашиваю, будет здесь порядок?
Сверкала электросварка, искрили на металле ободранные кабели сварщиков, через кабель, искры, металл перешагивали работницы, уносящие строительный мусор, их теснили маляры, а рядом уже приживались эксплуатационники.
— Алексей Николаевич, вас в конторе ждут, из «Оргэнергостроя» приехали.
— Иду.
Он отправился в контору, а я решил повторить пробежку. И… не узнал только что виденных мест. Бульдозеры разровняли площадку, самосвалы подбросили поверх спланированного и утрамбованного грунта сколько-то наивного желтенького песочка. Геодезисты установили нивелир, прошлись с мерной лентой. Деловитые девушки с колышками, рейками наметили уровень подсыпки, ребята в шинелях — вероятно, только что приехавшие откуда-то демобилизованные из армии — приняли от автокрана и установили бортовые камни так, что по ровной, радующей глаз площадке разбежались округлые дороги. Исчезла чехарда траншей, где я только что балансировал на перекинутых досках, исчезли тросы, стержни, трубы — все, через что я перешагивал. Среди песочка виднелись аккуратные крышки люков. Строители один за другим выбирались из здания навсегда, с инструментами и чертежами.
Такого размаха и такой организованности работ я до этого не встречал. Стараясь осмыслить увиденное, я присел на скамейке под навесом возле строящейся дымовой трубы ТЭЦ. Скамейка стояла в верхней части пологого въезда, по которому самосвалы подвозили бетон. Тут кузова опрокидывались, и выше бетон поднимался внутри трубы небольшим юрким лифтом.
За трубой просматривался высоченный кран. Вот он медленно поднял стрелу, и на фоне мерно плывущих облаков стало не разобрать, что стоит, что движется. Казалось, сама труба медленно клонится к земле. И когда несколько камушков, просыпавшихся сверху, грохнули над моей головой по защитному навесу, я вскочил, почти убежденный, что падает именно труба.
Но ничто здесь не падало, все строилось надежно и прочно. Теперь, через два года, все стало выглядеть еще массивней и прочней: колонны корпуса ТЭЦ успели обрасти панелями, рядом с корпусом появились кирпичные дома. Только административный вагончик остался на прежнем месте, хотя Кочета в нем не оказалось:
— Алексей Николаевич теперь у нас не главный инженер, а начальник. А контора СУ-44 вон там, в доме дирекции.
Не застал я Кочета и в новом его кабинете. Секретарша любезно сказала мне:
— Пройдите в красный уголок, туда он придет наверняка: провожаем последний студенческий отряд.
На лестничной площадке бородатые первокурсники истово домывали свои сапоги в ведрах, наполненных глиняной болтушкой: после первых осенних дождей стройплощадка уже раскисла. Потом входили в большой, непропорционально низкий зал и чинно усаживались на длинных скамьях перед пустой эстрадой.
Едва я оказался в зале, нервно ходивший вдоль рядов ученого вида товарищ, в очках с золотой оправой, направился прямо ко мне:
— Послушайте, когда же это начнется?
— Не знаю.
— А кто же знает? Сговорились ровно в три, уже три пятнадцать, у меня в институте занятия…
— Простите, с кем имею честь?
— Резников, ректор института. А вы?
Я назвался, разочаровав профессора, заждавшегося строителей. Впрочем, тут же в зал вошел Кочет. Заметил меня, заулыбался, двинулся в мою сторону.
— Опять у нас? А мы тут…
— Алексей Николаевич, — зашептал я. — Вон стоит и огорчается профессор Резников, начинайте, со мной после. Я подожду.
И уже через минуту начался торжественный акт. Слегка запинаясь и умолкая на те доли секунды, которые кажутся не столь длинными слушателям, сколько самому оратору, Кочет произнес короткую взволнованную речь: