Тоню уже давно не удивляли проползающие по дорогам панелевозы с квадратными железобетонными плитами, косо опертыми на стальные каркасы прицепов. Краны ставят эти плиты на фундамент, монтажники-домостроители «связывают» их в ленту первого этажа, устанавливают панели перегородок, потом собирают второй этаж, третий, четвертый. Из таких же панелей…
Стоп! Ничего подобного. Теперь Тоня узнала — не из таких же. Квадраты панелей, весом по несколько тонн каждая, только на первый взгляд одинаковы. Чем ниже будет стоять в здании панель, тем она должна быть прочнее. В одних панелях имеются окна, в других — двери, и поменять их местами при монтаже тоже, конечно, невозможно: ни окно из коридора в комнату, ни дверь из комнаты на улицу никого не порадуют.
На Южной базе Тоня увидела тысячи пирамидок панелей, штук по двадцать — совсем как книги в библиотеке на десятки тысяч томов. Только корешки у многих «томов» слепые: маркировка стерлась или вовсе отсутствует.
Представьте себе книгохранилище, где у тысяч томов оборваны корешки. Чтобы найти нужную, пришлось бы подержать в руках каждую книгу! А разве можно заставить краны вот так «подержать» каждую панель на Южной базе?.. И вот все: руководители и диспетчеры, стропальщики и такелажники, представители жилстроев и будущих жильцов, самые разные «толкачи» — круглые сутки разыскивают на базе то одни, то другие панели. И в очереди стоят не «читатели», а могучие машины-панелевозы, немалая стоимость простоя которых для наглядности выписана тут же, на стене конторки.
— Это что, — утешали Тоню, — видела бы ты, что здесь делалось, пока не пришел Иван Ремигайло!
Чернобровый красавец Иван Ремигайло в коллективе «Куйбышевгидростроя» человек новый. Как ни поворачивала жизнь, он всегда оказывался за баранкой. Еще мальчишкой влюбился в машины с их горячим бензиновым духом — может быть, тогда, когда наши моточасти прогнали из Донбасса гитлеровцев и освободили Ивана с матерью из ненавистного лагеря. И пошло: направили парня в школу ФЗО, сделали столяром-модельщиком, а он, сколько ни уговаривали, сбежал в гараж. В армии дали Ивану миномет — он умудрился и там пересесть за руль. И дома, и на Алтае, и на Дальнем Востоке, и здесь — шофер. Не на легковой — на машинах-работягах. В КГС начал с самосвала.
А шел «год земли», как здесь говорили, начальный год стройки автозавода. Длинными очередями выстраивались самосвалы к экскаваторам, восемьдесят учетчиц считали рейсы, проставляя точки в ведомости против бортовых номеров. Прораб на точки посмотрит, на грузоподъемность машины помножит — и пожалуйте в кассу, тут и кубометры, и перевыполнение плана, и экономия горючего, словом, рубли да рубли. Халтурщикам раздолье — хоть порожняком гоняй, точки будут, выручат. Ведь совесть у каждого своя, иному, чтоб ее пробудить, автомат нужен, как в метро.
Партком Гидростроя нацелил коммунистов: ищите, как улучшить организацию земляных работ. Ремигайло пришел в партком с идеей создать комплексные бригады, чтобы экскаваторщики, шоферы и бульдозеристы были одинаково кровно заинтересованы в фактическом выполнении работ с обмером грунта в натуре. С тем же предложением явился ветеран стройки Виктор Быков. Они и возглавили первые комплексные бригады.
Когда начали работать по-новому, с обмером в натуре, все поняли: если кто словчит, всем убыток. И машины пошли полновесные, тяжело оседая на рессорах. Не воздух везли — грунт. Кое-кто роптал, а один молодчик подошел к Ремигайло в ночную смену:
— Отступись! Вернемся к точковке! Не хотим общего этого котла. Сам варись, коли хочешь, а мы против твоей коллективизации. Добром говорю!
— Уж больно ты грозен! Выйди к фарам, хоть посмотрю, кто ты есть, а то голос писклявый, а чей — не узнаю. И кто это «мы»?
— Я тебе и так скажу, в темном месте… — Он придвинулся к самому уху бригадира, и на Ремигайло пахнуло водкой. — Учти — есть мысли, на одной стройке прораба как-то собирались забетонировать. Дело простое: подтолкнуть, и все, там, в бетоне, полная скульптурная форма получится. Найти бы, бронзой залить — статуя! Только где же найти? Смотри, и твою статую можно изготовить…
— Ты погоди, пойди проспись, пьян ведь! — отстранил его Ремигайло.
— Не толкайся, гад!
И вдруг боль, и короткая схватка, которой с десяти шагов не услышишь: так, шорохи какие-то. Это вблизи слышно и собственное сдавленное дыхание, и пыхтение противника, и свой ответный удар…