Уже в фургоне дежурки Арсений вытащил из кармана четвертинку нагревшейся и от этого достаточно противной водки, сам пригубил и Леню заставил отхлебнуть.
— Раз уж у тебя фронт, принять сотню граммов — естественное требование обстановки, а то налицо возможность схватить простуду и воспаление. Работаете вы здесь красиво, Леня, однако… Давай я тебе анекдот расскажу: кончают ребята свою довольно среднюю школу, и учительница задает вопрос — кто кем хочет стать? Половина метит в космонавты, остальные — в инженеры и в доктора, причем лучше бы в доктора наук. А один паренек режет впрямую: хочу, говорит, в пенсионеры.
Леня громко рассмеялся, и Тугров взглянул на него в упор:
— Смешно? Да, но только на первый невнимательный взгляд. Бесконечной чередой, в поту и труде проходят молодые годы, и лишь тогда, когда нет уже у тебя особых потребностей, приходит долгожданное пенсионное обеспечение. Нет, нужно наоборот.
— Кто же тебе даст пенсию в тридцать лет? Этакому быку!
— Зачем непременно пенсию? Можно и умней. Портрет на Доске почета видал? Тугров! В газетах читал? О Тугрове! Скоро Тугрова за одну фамилию будут оплачивать по высшей марке и в президиумы сажать. А ты? Жизнь, Ленька, коротка, и зря ты суешься во все дырки. Ты на своем законном рабочем месте, не давай себе отдыха, добивайся, чтобы тебя заметили, в пример поставили, дали достойную квартиру и полное признание. А там можно и отдохнуть, не насилуя свои умственные и физические способности, все блага тебе по привычке пойдут.
— Сеня, это что же — герой на короткую дистанцию? Когда будет опыт, умение, сноровка — в кусты? Дурацкие твои речи! Да и сам ты разве так живешь?
— Так! Вот выбьюсь в самые заметные — и хватит, филонить начну, купоны буду стричь!
— Не верю, — тихо ответил Леонид. — Ты лучше.
Уезжала на сессию Марика, но столько событий происходило вокруг, что я спохватился лишь дня за два до ее отъезда. Друзья и подруги Марики, прощаясь, огорчались:
— А как же диспут о широте взглядов, о дружбе с природой, о человеке будущего? — спрашивал Леня. — Ты же сама предлагала, ты основной докладчик! Может быть, твой отъезд можно отложить?
— Ах, без тебя Арсений на мне не женится, — совсем уж нелогично сетовала Оля. — При тебе еще мог бы жениться, хоть с досады… Или ты что-нибудь придумала бы… Возвращайся скорей!
— Марика, а наше рацпредложение? Неужели ты уедешь, не дождавшись результатов?
Узнав, что Марика уезжает, Тугров собрался проводить ее до аэродрома. Но Марика обманула его, уехав вместо среды во вторник. Она опаздывала, мы едва застали ее междугородний автобус. Пользуясь исписанной конституцией вокзалов, я расцеловал ее, но сказать успел только одно: «Пиши!»
И еще смотрел вслед автобусу, когда до моего плеча дотронулся Вася Кудрин:
— Вам не на автозавод? А то садитесь, довезу. За так довезу, попутка.
Он распахнул дверцу своей новой машины с шашечками такси на боках. Был он по-прежнему круглым и румяным, как колобок, успевший уйти и от бабушки, и от дедушки. Едва набрав скорость, спросил:
— Куда же Марика уехала?
— В Ленинград, на сессию.
— Вернется?
— Да, обязательно.
И вдруг мелькнуло сомнение: вернется ли? Уж очень обстоятельно прощалась Марика со всеми.
— Слыхал я, в общежитии она живет? — не унимался Вася.
— Да, в общежитии.
— Ушла, значит? Я так и думал, молодежь теперь вся такая, никакой благодарности. А что, слыхал я, опять каких-то чертежей на заводе недостает?
— Не знаю. Проект приходит частями, но в срок.
— Зря говорить не станут. Тут всегда так, они только на людей жмут, а сами шаляй-валяй.
— Вася, кто это «они»?
— Известно кто — начальство. Им что, зарплата идет, дело чистое, ручки в брючки — и гуляй.
— Да знаешь ли ты… — У меня перехватило дыхание, но я взял себя в руки. — Ты и представить себе не можешь, какая нагрузка у этого самого «начальства»! Зачем такое нелепое разделение на «мы» и «они», словно это… — Я остановился, подбирая слова.
— Знаю, — не дождавшись конца тирады, обронил Кудрин. — Возил. И жен их, между прочим, возил, то в ателье на примерку, то на базар, за всякой овощью.
— Наверно, бывают исключения…
— А я не спорю, наверно, бывают исключения, — перевернул он мои слова и сказал примирительно: — Давайте и я взгляну, что на заводе делается, давно не был.
Мы вместе вошли в главный корпус, в первую его «треть», где уже красовался участочек конвейера с ярко-оранжевыми трубчатыми захватами — они будут нести собираемый автомобиль вдоль главного корпуса, пока машина сама не встанет на колеса. Поблескивала металлом окрасочная линия. Примерно полтора километра пройдет кузов автомобиля внутри этих камер, где операции многочисленных чисток, промывок, сушек, грунтовок и окрасок будут производиться автоматически. Поблескивали круглые, надежно остекленные иллюминаторы, необходимые для наблюдения снаружи за ходом процесса, сверкали три отсека линии, со своими мостиками и поручнями, как военные суда, готовые в любую минуту ринуться в бой.