— В Таллине? «На вахте»?
— «На вахте»! Конечно! Это вы меня тогда отругали за стихи! Я писал, писал, а вы единым махом, раз — и конец.
— Не помню, Василий Маркович. Но если хотите, я могу посмотреть и ваши новые стихи, хоть сегодня. Я мог ошибиться…
— Нечего смотреть, нет у меня стихов, с того самого дня! Спасибо, вылечили! А то моряк-балтиец, первый заместитель командира — и вдруг в стихоплеты полез! Правда, у меня и командир писал, но тот знал, что делал, поэт, теперь у Володи свои книжки есть. Из меня, конечно, в этом плане толку не получилось бы. А без профессора Петрова и вообще на свете не было бы!
…Мы едем прибрежной дорогой, по сторонам — будущий лесопарк, а пока пригородный хоженый-перехоженный бор да редкие здания профилакториев и пионерлагерей, разглядывать которые особенно нечего. И еще одна судьба попадает в мою «копилку»…
Сорок два года, из них треть — на флоте: от юнги до капитана третьего ранга. Числился уже в «стариках», но тут произошло значительное сокращение. Надо начинать новую жизнь, а где, какую — кто его знает?
Положил на стол карту страны, завязал глаза и ткнул пальцем куда попало. Попало в Куйбышев. Друзья одобрили: Волга, дивные места, осетров будешь ловить руками, арбузами в футбол играть! Осетров оказалось мало, арбузов тоже, но работа нашлась: в куйбышевском «Промстройпроекте».
Учился заочно, дорос до начальника отдела. Отсюда и знание проектной работы, и вкус к ней. Потом избрали сначала в местком, затем в партком, стал секретарем парторганизации.
Было и так: заболел, чуть не умер: воспаление головного мозга, геморрагический нефрозонефрит, одно название чего стоит! Начал слепнуть. Утром сказал жене: «Включи свет, детям пора в школу». А она отвечает: «Что ты, Вася, свет давно горит…» Правда, живут люди и слепые, но взбунтовался — «Лечите!»
«Вот что, моряк, — сказал ему профессор Петров, — у тебя девяносто шансов умереть, девять — жить парализованным. Но есть один шанс остаться здоровым человеком… Попробуем?»
Семнадцать суток кислород, уколы, сиделка безотлучно. Три месяца больницы, еще полгода бессолевой диеты — черт бы побрал эти морковные пирожки и вообще все вываренное, вымоченное, вымученное, ни рюмки вина, ни папироски. Все праздники записывал: потом не забыть наверстать.
Когда много позже очень тяжело заболел сам Петров, отправился к нему домой с авоськой апельсинов — навестить. Профессор сначала решил, что это кто-то из его студентов: «Зачет нужен? Думаешь, я больной, так и пятерку сразу поставлю? Нет, я тебя погоняю!.. Постой да ты же не студент! Лежал у меня? Моряк? Выжил? Видишь, я же тебе говорил!».
Правосуд умолкает, закуривает.
— Замечательный был доктор. Если найдете место — напишите о нем хоть немного. Он умер. А я — как видите… Хорохорюсь. Несколько лет назад здешнюю площадку наш институт «прорабатывал» — тут собирались строить тракторный завод. Потом эти материалы лежали на полке. И вот понадобились и они, и я. Меня уже в декабре 1967 года выбрали в завком.
— Василий Маркович, как-то непривычно у вас налажена профработа, я обычно сталкиваюсь с менее широким охватом вопросов.
— Это общий дух автозавода — не делим, кому какой пирог есть. Иногда выполняем явно хозяйственные функции, например возглавлял я штаб строительства нового города, прямо там и сидел. Делаем то, что необходимо. Деньги мы считаем люто, бережем, но если что-то нужно для города, для людей, ездим выбивать и в министерство, и в Госплан. Обычно практикуется иначе: по любому поводу посовещаться, принять решение, довести до сведения и подшить в дело…
— А вы не совещаетесь?
— Приходится. Но у нас к руководству профорганизацией пришли люди, не обремененные грузом представлений: а раньше, мол, так не делали. Строителям туго? Поможем! Проектировщики зашились? И туда лезем! Доверено — значит, нужно оправдать доверие, принять на себя ответственность и там, где по всем канонам ее можно бы переложить на других. Требовать с хозяйственников? Святое дело. А если они не могут? Поставить вопрос и пускай стоит? Нет, мы стараемся и поставить, и решить.
— А бюллетени, путевки, квартиры?
— У нас комиссия соцстраха — двадцать пять человек, жилищная — двадцать один. Решают! Есть и другие вопросы. Например, брошен лозунг: не уходить с рабочего места, пока не выполнено дневное задание. Хорошо? Конечно! Нарушение? Безусловно!
— И что же вы делаете?
— Нарушаем! Дело-то двигается быстрее! А нас бьют, клюют, тяжело бывает, но, понимаете, иногда обстановка заставляет принимать огонь на себя. То ли воздух автозавода такой, то ли это веяние времени… Нормальный профработник трудится от и до, а мы, как и все на автозаводе, часов до девяти вечера. У нормального все охвачено протоколами и папками, а у нас — штабы, пресс-центры, помощь строителям, а протоколов-то мало, часто без них обходимся, хотя и влететь за это может. Надо ли все превращать в бумагу?