— Он поступает в институт?
— Нет, пока он меня готовит. Мы решили, что мне нужно стать интересней, шире, ну, вы спросите у него, он вам даже лучше объяснит!
— Наверно, вам скучно на конвейере?
Тоня смотрит на меня удивленно:
— Что вы, тут такая веселая работа! От тебя столько зависит…
— Но все время одинаковые машины…
— Нет, они разные, у каждой свой характер. Ну, мой фантазер Ленька здесь, наверно, не ужился бы, а нам с подружками хорошо! Я и папе Карло так сказала. Вчера он со мной минут пять разговаривал, вот так же, на ходу…
— Папа Карло? Это кто же такой? Итальянец?
Тоня густо краснеет, говорит шепотом:
— Нет, мы так прозвали нашего… Но ведь это не обидно, правда? Во-первых, он очень высокого роста, мы все рядом с ним как буратинки. А потом — ведь он же здесь главный, его забота, чтобы все эти железки ожили и задвигались…
Я иду вдоль конвейера, смотрю, как окрашенные кузова поднимаются на главный сборочный, проплывая мимо зыбкого металлического помоста, поднятого над уровнем пола метра на четыре. Там, возле небольшого пульта, стоит девушка, и машины идут рядом с нею, одна за другой, не спешно, но безостановочно. Когда войдет в работу электронный мозг завода, сортировка будет производиться автоматически, и девушка сойдет со своего пьедестала. Пока она нажимает кнопки, переводя стрелки, и кузов в зависимости от его цвета, конструкции, особенностей отправляется либо прямо на сборку, либо в одну из «ниток» накопителя, по усмотрению регулировщицы.
Ее силуэт четко вырисовывается на фоне огромного окна. Я вижу, узнаю светлые, почти светящиеся волосы и бегу к лесенке, поднимаюсь на помост… Невероятно, Марика далеко отсюда, в тайге, среди скал. Но такой знакомый силуэт, такие светлые волосы…
Нет, конечно, это не она.
Обознался.
А последнее ее письмо было такое:
«Я должна рассказать тебе об одной своей встрече. Встрече с рекой. Она тоже иногда кажется мне живым существом. С ней можно даже разговаривать.
Ты знаешь, именно здесь погиб мой отец. Мама боялась за меня, просила избега́ть этого места. Но где можно спастись от себя?
Волга успокаивает, помнишь наше путешествие по ней? А здесь от своей Угрюм-реки я всегда ждала чего-то неминуемого, и сейчас поняла, чего. Для проекта понадобилось срочно уточнить очертание дна, и я отправилась делать промеры. Не очень веселое занятие. Катер подходит к точке, где нужно измерить глубину, и держится сколько-то секунд на одном месте, сопротивляясь течению. Сегодня мотор заглох, и нас понесло.
Опасный участок, мы это знали, были готовы к чему угодно. Капитан, я и рабочий сидели в оранжевых спасательных жилетах. Я уже не боялась, я ждала встречи с Большим порогом — могилой отца.
Нас вынесло на стрежень. Чудом проскочили между скал, торчащих из воды. Гудела река, катер весь дрожал, словно это работал наш мотор. Я уже решила, что все позади, но тут катер на мгновение застыл и вдруг провалился вниз, в пучину! Я схватилась за борт, во мне что-то оборвалось, как на самолете, в воздушной яме и… и все — опять солнце, а позади, за нами, радуга над каскадом брызг.
Я пишу, конечно, дольше, чем это было на самом деле. Секунды предельного напряжения, мысль об отце, мелькнувшая, когда катер падал в воронку. Да и то — мелькнула ли? Наверно, уже потом, когда мы, обессилевшие, лежали на теплой палубе и молчали, я решила, что вспомнила отца именно там. И ко мне пришло успокоение. Нет, больше, уверенность: все правильно.
Мотор исправили, мы вернулись и сделали промеры. Уложились в срок, начальник скупо похвалил меня, никак не догадываясь о наших приключениях. Но сама-то я знаю, как трудно дались мне эти промеры!
И я счастлива. Очень! Наконец-то я нашла свое место, я влюблена в свою Угрюм-реку и в людей, дерзнувших ее обуздать. Я люблю их, люблю! А какое солнце светит над Угрюм-рекой, сколько солнца!
Пожелай мне удачи, родной!»
Ну, вот, Марика, теперь я знаю твердо: ты уже не вернешься сюда, не изменишь коварной реке, борьба с которой завещана тебе отцом. До этого был поиск — не всегда легкий, но только поиск. Теперь ты нашла.
И ты будешь счастлива, ибо из тысячи тысяч дел сплетается жизнь страны и нет и не будет большего счастья, чем уверенность в важности и необходимости сделанного тобой, на твоем посту, весомость в общем потоке и твоей капли, большой или малой.
Каждому свое: голосую и за маляра, кончающего строительный институт, и за инженера-механика, возглавляющего бригаду слесарей, — это гордая примета времени. Но гидролог, взявшийся за малярную кисть или засевший в кладовой электроматериалов, прости меня, это такая же издержка производства, как работающий в столовой хирург или агроном.