…-Ну, во-первых, на выставке Васильева я уже был! А во-вторых, у меня сегодня собираются армейские друзья!
Но Наташа меня уже не слушает. Обиженно хлопнув дверью, она выбегает на кухню.
Я выругался вслух, вытащил сигарету из пачки и пошел к телефонному аппарату. Разборки разборками, а позвонить Вове Грачеву все же надо. Едва успел набрать код Ленинграда, как услышал за спиной:
— Это ваше «мероприятие» представляет собой элементарную попойку. Что, я не знаю? В первый раз? Вместо того, чтобы идти со мной на выставку известного художника, ты будешь опять хлестать водку со своим Сергеем Кондрашовым! А он, между прочим, женатый человек! Тебе не стыдно отрывать своими пьянками человека от семьи?
В этом месте голос Натальи опять начинает звенеть, и я подозреваю, что рано или поздно он сорвется на банальный истеричный визг. Чего больше всего боюсь. И отчего больше всего жалею, что влип в эти отношения как муха в свежее дерьмо.
Больше стараюсь не обращать внимания на Наташку и продолжаю крутить телефонный диск. До Вовы нужно дозвониться обязательно. Два предыдущих юбилея мы с Грачем отмечали вместе. Ведь это и его день рождения, как и всех оставшихся в живых пацанов из нашей роты. Тогда подъезжал и Пашка Миревич, подавшийся в кооператоры…
Но с июля Грач пропал. Тогда он вызвонил меня из Внуково. Встретил в зале ожидания, в буфете раздавил пузырь за встречу и заговорил загадками:
— Наконец-то дело нашел по душе, Андрюха! Еду черных мочить. Правда, на стороне других черных, но те хотя бы христиане… Не задаром, конечно. Но ты не подумай… Ты же меня знаешь, бабки для меня никогда ничего особенного не представляли. Только козел конченный за одни только деньги жопу под пули будет подставлять… С собой не зову: знаю, что все равно не поедешь. Для этого дела нужно созреть… Ну, держи «пять»! В случае чего, мою мать не забывай…
Грач сунул мне свою здоровенную пятерню и пошел к мету регистрации пассажиров. Я автоматически отметил, что объявили рейс Москва — Ереван.
…В трубке, наконец, коротко щелкнуло и после нескольких коротких гудков до меня донесся надтреснутый голос матери Вовки:
— Да?
Он прозвучал так тихо, с робкой усталой надеждой, что у меня царапнуло по душе и я, чтобы побыстрей отвязаться от чувств жалости, скованности, вины и еще черт знает чего, зачастил в телефонную трубку, не давая женщине развести меня на длительный разговор:
— Доброе утро, Антонина Дмитриевна! Это Андрей Протасов из Москвы. Как выше здоровье? Ага-ага… Что там про Вовку слышно? Да?… Ясненько. Не беспокойтесь, Антонина Дмитриевна, все будет нормально. Просто сейчас такое время, почта работает плохо, а позвонить не всегда есть возможность. Да-да… Конечно, сообщу! До свидания, Антонина Дмитриевна! Конечно, буду позванивать. До свидания!
Длинные гудки. Наверное, с минуту стою с трубкой в руке, забыв положить ее на рычаг. Наташка за спиной притихла. Поворачиваюсь, размышляя, что в этом, 1991-м году, второй день рождения придется отмечать только с Сергеем Кондрашовым — Пашка Миревич из Питера тоже не звонит. Видимо, какие-то проблемы с бизнесом.
Мой удивленный взгляд останавливается на Наталье. То прошлое, из которого я с трудом возвращаюсь, перевешивает во сто крат коротенький опыт нашего с ней общения. Где-то в глубине подсознания даже вспыхивает вопрос: «А эта что здесь делает?» Потом спохватываюсь: ах да, любовь-морковь и два билета на художника Васильева.
— Ну что, Наташ… — я стараюсь смотреть ей в глаза как можно проникновеннее, — Васильев твой в любом случае медным тазом накрылся. Извини, но планы менять не буду. Через пару часов придет Серега. Мне тут еще прибраться нужно, в магазин сходить…
Она поджимает свои полные губы и превращается из, в общем, симпатичной и веселой девчонки в стервозную грымзу.
— Ты меня выгоняешь?
— Ну, что ты…
— А ты не хочешь пригласить меня на свое мероприятие? — последнее слово она выдала с суперуничижительной интонацией.
— Тебе будет неинтересно.
— Откуда ты знаешь? Ведь ты же сам мне говорил, что застолье в присутствии женщины превращается в банкет. А без нее — в пьянку.
«Черт, не отвяжется!» — подумал я и произнес вслух:
…- Ладно. Наводи в квартире марафет, а я пошел в магазин.
Я выскочил из подъезда и с облегчением поднял голову вверх: с ночи шел снег. Пушистые разлапистые комочки покрывали свежим саваном изуродованную грязным асфальтом, заляпанную бензином и загаженную мусором межвременья московскую землю. В этом году зима пришла поздно.