В общем, как и предрекла соседка по парте, ничего из удочерения не вышло. Начались какие-то глупые бюрократические препоны, потребовалось собирать кучу новых справок. Мужики советовали обратиться к генералу — он сейчас депутат, мигом всех застроит. Но Ленка уже засомневалась, заробела, и в конце концов отказалась от идеи с удочерением.
И завела ребёнка по старинке, иными словами — родила сама.
И, надо сказать, успела вовремя. Только-только в декрет вышла, только родила, только получила единовременное пособие по рождению — и начался кризис. Не бог весть, какие деньги, однако три года никакого увольнения, и какие-никакие деньжата. Плюс — триста тысяч мифических денег за второго ребёнка.
Едва Ленка ушла в декрет, о ней сразу забыли. То есть, конечно, в общих чертах помнили, но в свете экономических и энергетических неурядиц как-то было не до неё. А уж когда во Францию намылились — так и вовсе из головы вылетело.
А Ленка вот за жизнью коллектива следила внимательно, и когда узнала, что мужики собрались в загранку, сообразила, что не на бокал «Мадам Клико» их туда позвали.
— Короче, берите меня с собой, или подам в суд… — сказала Ленка.
— Чего? — обалдели все.
— Чего слышали. Скажу, что от кого-то из вас ребёнок, и на алименты подам.
— Я тут ни при чём! — замахал руками Андрюха.
— На тебя никто и не думает, — отмахнулся от Опарыша Лёха. — Просто пока разбираться будут, нас за границу не выпустят.
— За что ж ты нас так, Лена? — спросил Оскар.
— А чего вы без меня уехать собрались? — всхлипнула Ленка.
Мужики растерялись. Как такое объяснить? Не говорить же, что они элементарно забыли о боевой подруге…
— Так мы это… забыли… — ляпнул Опарыш.
От обиды Ленка заревела.
— Ну, вот что, — взял быка за рога Игорь. — Лёха, конечно, ещё один рассказ за Ленку написать не успеет. Скинемся просто, и сами купим и загранпаспорт, и билет.
— Не надо загран… — шмыгнула носом Ленка. — Есть у меня…
И снова заревела, на этот раз — от счастья.
5
Паровой авиацией решили не пользоваться, всё-таки железная дорога и роднее, и падать ниже, если вдруг чего случись. Гардин выбил из предприятия не только автобус до поезда, но и немного денег для семей специалистов, так что на вокзал отправились огромной толпой. За четыре часа, пока ехали в Пермь на вокзал, все успели друг с другом перезнакомиться, дети передрались и перемирились, и даже мужики, которые перед отъездом на чужбину хорошенько поддали, успели протрезветь.
На вокзале было не протолкнуться. Лёха, который до кризиса довольно часто ездил до Москвы и обратно, такого не припоминал: народу было не просто много, а ВООБЩЕ МНОГО!
Сидячих мест в зале ожидания не было, народ сидел на полу как попало и на чём попало. Игорь, который с Лёхой пошёл посмотреть, где переждать час до поезда, сказал:
— Не, сюда мы не пойдём. В армии на пересылке народу меньше было.
Решили погодить на улице, тем более что час — не так уж и много. Женщины опасливо жались к мужьям, Гардин начал организовывать круговую оборону, потому что со всех сторон к делегации начали подступать нищие, цыгане и прочие маргинального вида личности. Леха с Игорем как раз вовремя вернулись и сумели отбить у какой-то синявки Ленкин чемодан на колёсиках.
— Да куда они все ломанулись-то? Неужто на курорт все? — беспокоился бугор. — До лета ещё два месяца, снег не сошёл, а они…
Тут подошёл скорый «Пекин-Москва», и наши путешественники совсем потеряли дар речи.
Пассажиры, как в фильмах о гражданской войне, торчали на подножках, высовывались из окон и сидели на крышах вагонов. Проводников вообще видно не было, и те несколько отважных, что стояли возле вагонов с билетами и документами, растерянно оглядывались.
— Вы что, на наш поезд? — спрашивали их из окон пассажиры. — Даже не надейтесь, до Москвы никто не сойдёт.
— У нас билеты!
— А у нас места.
Но пермяки, видимо, были не слабее сибиряков. Они смело пошли на штурм, взяли вагоны приступом, и через ругань, плач и рукоприкладство отвоевали себе законные места. Может быть, конечно, не всем достались полки там, купе или плацкарт, но место, видимо, нашлось, потому что уехали все.
— Не понял, — открыл рот Гардин.
— Представляю, что сейчас в Москве, — покачал головой Лёха.