Раньян молча глядел на воду, будто считал мелкие пенистые барашки. Сколько он уже не спал? Сутки, двое… Ветер крепчал.
— Ты любил ее? — неожиданно спросила Елена. И подумала, что этот вопрос идет с ней рука об руку — сначала его задала Флесса, теперь…
— Нет.
— Совсем? — удивилась женщина.
— Это долгая и давняя история, Хель. Между нами не было любви, никогда. Но я не хочу об этом вспоминать. Поверь, сейчас мне есть над чем подумать, кроме истории десятилетней давности. Для начала, как обратить ценности Малиссы в деньги, не привлекая внимания. Фамильные драгоценности приметны, а ювелиров, что могли бы дать настоящую цену, немного. По таким следам нас будут выслеживать в первую очередь. Так что ты решила?
Все-таки бретер дал слабину, не удержался от быстрого взгляда в сторону Кадфаля и Насильника. Да, конечно, лекарь это хорошо, но сейчас Раньяна, безусловно, интересовали главным образом два великолепных бойца, которые могли бы его какое-то время сопровождать. Могли бы…
— Знаешь… — Елена переплела холодные пальцы, которые будто вытащили из ледяной воды. — Я как будто спала… спала целый год. Это был не худший сон. Иногда он казался неприятным, временами обращался в кошмар, но в целом… дремать было приятно и легко. Просто легко. Однако затянувшийся сон всегда завершается мучительным пробуждением. Проснулась и я.
Раньян молчал и слушал.
— Пришло время проснуться, время бодрствовать. Время задать вопросы, над которыми не думаешь во сне. Кто я, почему здесь? Кто знает обо мне столько, что готов тратить время и деньги, чтобы спасти или убить меня. Кто убил Шену, Малышку, Баалу? Кто держал в руках меч, и кто приказал взять оружие.
Во взгляде бретера не отразилось ни единой мысли. Он просто слушал, принимая к сведению каждое слово.
— Я хочу найти его, — сказала Елена совсем тихо, глядя в отливающую багрянцем воду. — Посмотреть на него… или нее… в глаза. А после забить молотком, как тех ублюдков в доме. И поступить так со всеми, сколько бы их ни было, один, двое или целая армия. Да… пришло время проснуться.
— Ты приняла решение?
— Я хочу, чтобы ты еще раз поведал мне все о… заказе. После, когда я буду лучше соображать. Все, не упуская ни единой мелочи. Если понадобится, мы будем повторять снова и снова, пока не останется ни одной упущенной мелочи.
— Хорошо.
— И второе. Научи меня, — сказала Елена.
Во взгляде бретера отразился немой вопрос.
— У меня больше нет наставника. И мои враги никуда не делись. Научи биться так же, как ты, и я пойду с тобой.
Она ждала, что Раньян, как и Чертежник, столкнет речь об упущенных годах и негодных кондициях, но бретер ответил неожиданно:
— Я был фехтмейстером некогда… Но сейчас я не возьмусь тебя учить.
Елена сдвинула брови, пытаясь осмыслить ответ. Был фехтмейстером… поэтому не станет учить… И что?
— Я сделаю лучше, — продолжил меж тем Раньян. — Я найду тебе наставника.
— Будет ли он хорош? — подозрительно спросила Елена.
— Он лучший, — кратко отозвался бретер.
— Я думала, лучшим был Чертежник.
— Да.
— Не понимаю, — Елена скорчила гримасу, подумав, что слишком часто стала прибегать к этому обороту. Она не понимала, так много не понимала…
— Поймешь. Фигуэредо хорошо постарался над тобой, я вижу.
— Ты не видел меня в бою.
— Хель, — Раньян скупо улыбнулся. — Мне не нужно смотреть, как ты машешь клинком. Я вижу цену тебе по шагам, по развороту, по движениям, по взгляду. Чертежник неплохо учил тебя, но это лишь основа, опорные столбы мастерства. Я найду тебе самого лучшего наставника. Того, кто учил меня.
— Он, должно быть, глубокий старик, — протянула разочарованно Елена, вспомнив больного Чертежника.
— Ты хочешь стать мечником? Если да, я обещаю, ты им станешь. Но пока не жди от меня больших откровений. Сама поймешь, со временем.
— Ты обещаешь так же как обещал рассказать мне о… заказе? — не удержалась от укола женщина.
Раньян помолчал, снова оглаживая ладони. Только теперь Елена обратила внимание, что руки бретера покрыты множеством крошечных шрамиков. Некоторые подозрительно напоминали ожоги, оставленные огненной палочкой Фигуэредо.
— Хель, не испытывай судьбу, — голос бретера неприятно напомнил лязг танковых гусениц. И Елена оторопело поняла, что воспоминание из родного мира кажется ей… ненастоящим. Как навеянный сон.