Милиция Ташкента разыскивала двух преступников. Берекет оказался тем самым шофером, который подвез на своей машине двоих неизвестных, подсадив сначала одного, затем другого. Они предупредили его, что, если он проболтается, ему перережут горло, но он не стал ничего скрывать. Было установлено наблюдение за железнодорожным вокзалом, но Хаиткулы считал, что преступники скорее всего могли воспользоваться самолетом, чтобы быстрее оторваться от преследования.
Было решено составить списки всех пассажиров, улетавших из Ташкентского аэропорта в тот день. Хаиткулы предложил сузить поиск, принимая к сведению сначала только туркменские фамилии. Список составил несколько страниц блокнота.
Он был передан в Управление ташкентской милиции, которая начала проверку всех перечисляемых лиц. Проверялись ЖЭКи и гостиницы, выяснялось место проживания каждого, цель поездки.
Теперь Хаиткулы было о чем доложить в Чарджоу. Разговор с Джуманазаровым сначала привел его в замешательство, потому что подполковник рассказал о подброшенных записках угрожающего содержания, о разрисованных дверях. Это сообщение навело Хаиткулы на новую мысль — еще более сузить поиск среди авиапассажиров. Надо в первую очередь проверить тех, кто вылетел в тот день из Ташкента в Чарджоу. В списке оказалось пять человек.
В конце телефонного разговора подполковник сообщил Хаиткулы, что получен приказ о присвоении ему звания майора. Хаиткулы был обрадован новостью, хотя и покраснел при мысли, что несколько дней украдкой носит в кармане майорские звездочки. В тот же день он решил вернуться в Чарджоу, предоставив ташкентской милиции до конца распутать дело с невыясненными личностями пассажиров.
МАХАЧКАЛА
Два человека сошли с трапа самолета, прилетевшего из Ташкента. Они вышли на стоянку автомашин и, отказавшись от услуг водителей машин с зеленым огоньком, наняли частный «Москвич». Через некоторое время они были на окраине города. Машина, развернувшись, уехала в город. Двое же, подождав, пока она скрылась, пошли в обратном направлении. Тот, который был моложе и выше ростом (назовем его Длинный), семенил за бодро шагавшим Стариком. Он не мог понять, почему они должны идти пешком после того, как «Москвич» привез их к нужному пункту. Он чувствовал смертельную усталость и мечтал хорошо поесть и выспаться. Увидев, что Длинный отстает и что-то зло бормочет под нос, Старик сказал:
— Если не хотим сами себе вырыть могилу, мы должны быть очень осторожны. Думаешь, в Чарджоу милиция спит? Что, я должен тебе объяснять, как быстро они могут работать?
У него начался приступ кашля, слова будто застряли в горле. Длинный не стал возражать, хотя все сказанное не успокоило его, наоборот, посеяло в душе панику. Невольно он огляделся. То, что Старик задыхался от кашля, не вызывало у него жалости: это чувство не было ему знакомо. Но злорадства тоже не возникло. Он все же очень ценил этого человека, который столько раз помогал ему. Длинный сознавал, что его собственная горячность давно бы его подвела — сидеть бы ему уже за решеткой. Старик все хорошо рассчитывал, причем весь отсчет он вел от худшего, и потому всегда выходил сухим из воды.
Судьба свела его со Стариком пятнадцать лет назад в колонии. Считанные дни оставались до освобождения, а он позарился на деньги одного из «компаньонов», но был пойман с поличным. Неминуемую расправу остановил он — Старик, неизвестно откуда взявшийся в самую страшную минуту.
Длинный буквально упал к ногам своего спасителя, но тот в благодарности не нуждался, только посмотрел на него свысока и прошел мимо, не сказав ни слова… Вторая встреча со Стариком произошла уже на свободе и связала их накрепко.
Старик быстро шел вперед и тоже думал о них двоих. Он думал, что тот дальний его расчет в колонии оправдал себя — Длинный оказался именно тем, кто ему нужен. Родные дети — продолжатели рода, а вот такой человек, верный, как собака, и обозленный на весь свет — продолжатель его делишек.
Они подошли к небольшому дому. Старик сильно постучал, загремела цепь, захрипела, залилась яростным лаем собака. Длинному сделалось не по себе, он сунул руку в карман, но Старик перехватил ее.
— Ты что? Здесь живет друг[1]. Скажу, где надо будет взяться за нож.
Длинный опустил руку:
— Буду ждать, башлык. Вот только собак я не люблю: как залают, черти начинают плясать в душе.
— Знаю, собаки колонии мне до сих пор снятся.
Собака немного успокоилась, видно, кто-то вышел во двор. Потом хриплый голос спросил:
— Кто там?
Лицо Старика просветлело. По-азербайджански сказал: