Самое удивительное было в том, что в конце концов Света почти убедила себя в этом. Да, почти. Главное ведь, что обошлось без последствий! Почти…
К счастью, в этот раз заниматься подобным «самоубеждением» ей не пришлось. Илья молча посмотрел на тихо плачущую Свету, скорчившуюся на диване, сплюнул на ковёр и вышел в прихожую. Там он поднял с пола аппарат и покинул квартиру, с треском захлопнув за собой дверь.
Действие третье
Примерно в то же время, когда бывший муж Севостьяновой «конфисковывал» у актрисы видеомагнитофон, Зульфия демонстрировала Денису новинку. Стол в комнате преобразился: теперь к нему во всю длину была прикручена прихотливо устроенная рейка с металлическими направляющими и многочисленными крючками.
Вязальная машина почему-то напомнила Тилляеву средневековое орудие пыток.
– Это теперь твоё рабочее место? – спросил он.
– Наше, – мягко уточнила Зульфия. – Время от времени тебя буду просить два-три ряда прогнать. Так, конечно, сама всё постараюсь делать.
– Естественно, помогу, о чём речь? – Денис нежно поцеловал девушку в уголок губ, та прижалась к нему всем телом…
– Это с чего от тебя женскими духами так тянет? – с изумлением спросила Зульфия. Она чуть отпрянула, затем, наклонившись, потянулась носиком к шее молодого человека… – Не «Шанель», конечно, но и не «Красная Москва»… Но это в любом случае типичный дамский парфюм. Жду объяснений, Ромео! Желательно внятных.
– Примерял сегодня костюм с женского плеча, – ответил Денис.
– Зачем?
– Новая роль будет. Нас тут немного перетасовали по причине форс-мажора.
Тилляев рассказал о несчастье, случившемся с Машей Глущенко, и о том, как в театре рискнули спасти спектакль, на постановке которого решительно настаивал главный режиссёр. Правда, Денис не стал задерживаться на некоторых подробностях, связанных с участием Севостьяновой в процессе спасения премьеры… Да, хотя бы премьеры. Пронина отдавала себе отчёт в том, что участие мужчины-травести в пьесе будет изрядной авантюрой, и потому речь сейчас шла только о четырёх постановках в течение первого месяца.
– Значит, это духи вашей Маши, я правильно поняла?
– Совершенно верно. И она действительно сейчас лежит в больнице.
– Что ж, версия принимается, – церемонно произнесла Зульфия и сделала царственный жест рукой.
– Твоё место на сцене, – засмеялся Денис. – Быть тебе как минимум Клеопатрой.
Зульфия усмехнулась. Прошло какое-то время в рутином, практически семейном общении, и Тилляев вдруг вспомнил о просьбе помрежа. Он заглянул в ящик, где лежали видеокассеты, но не нашёл ни одной. Тихо ругнулся, покопался в других отделах стола. Покрутил в руках явно недавно появившуюся жестянку с надписью «Блондоран», немного удивился, но спросил совсем об ином:
– Солнце моё, – позвал он девушку. – Скажи мне, где наши кассеты?
– Забыла тебе сообщить, – произнесла Зульфия. – Пришлось их продать.
– Продать? – поразился Денис. – Зачем?
– Немного не хватало на аренду аппарата.
– Да ладно, «немного»… Каждая кассета тысяч двадцать, наверное, стоит.
– Это если новая, в магазине. А наши уже вскрытые, с записями были.
– Ты с ума сошла! – выдохнул Денис. – Почему меня не спросила?
– Во-первых, видака у нас всё равно нет и в ближайшее время не предвидится. Он стоит как половина автомобиля, сам знаешь. Во-вторых, я не думаю, что «Звёздные войны» или «Эммануэль в Каннах» такая уж большая ценность…
– Там, кроме фильмов, была запись моих спектаклей! – сказал Денис. – Очень важная кассета, практически единственное моё портфолио!