Запомнилось, как переселяли конструкторов с поворота СК на Белорусскую. Участвовали тут практически все – хозяйство уже было достаточно большое. Перетаскав всё, сели прямо на опушке леса, и как водится, слегка «пригубили». И Соловьёв был тут же, со всеми.
Владимир Сергеевич был удивительным человеком. Если иногда кто-нибудь ляпнет что-то не по делу, Соловьёв так за него краснел (буквально!), что виновнику становилось не по себе, и он прямо-таки давал себе зарок такого больше не допускать.
Мы тогда дружили с Витей Малявиным. Так вот, помню – сижу я в воскресенье у них в гостях в их новой «новогородской» квартире, и вдруг буквально вваливается Соловьёв с лыжами. Оказывается, он пришёл на лыжах «своим ходом» аж из Старого города, прямиком через лес. Посидел с нами (пить не стал) и тем же путём отправился домой. Те лыжи ему подарили на 50-летний юбилей, чему он был несказанно рад.
Вот такие были времена. Трудные, но счастливые. Конечно, не всякий из нынешней молодёжи сможет проникнуться этим незабываемым духом первопроходцев, да этого, собственно, и не требуется. Просто надо понять, что раньше никаких корпусов УГК, НТЦ, ГенДР со всей их начинкой просто не было! И давайте будем хотя бы уважать тех, кто всё это и возвёл, и освоил. Они этого достойны!
Любовь Андреевна БАБАЯН,
Секретарь
Тольятти был городом моей мечты. Я зачитывалась газетными статьями о нём, о заводе-гиганте, о тамошней природе. А жили мы тогда с мужем в туркменском городе Чарджоу. Он работал на экскаваторе в песках Каракум, а я – литсотрудником в редакции газеты «Водник Средней Азии».
Свою работу в газете я очень любила, из-за неё поступила даже на заочное отделение филфака в Государственный пединститут Туркмении. Но тут случилось непредвиденное. На Каракумский канал приехал Н. С. Хрущёв, и ему показалось, что наша газета в недостаточной мере освещала его пребывание в Средней Азии вообще и на этом канале в частности[20].
В общем, наша газета оказалась «прикрытой», а мы, сотрудники – на улице. Но безработицы в то время не было, и всё обошлось. Так я оказалась в I отделе Управления Среднеазиатского пароходства.
После всех этих событий началась у меня ностальгия по России, а тут как раз – Тольятти! И решили мы с мужем рискнуть.
Он поехал в Тольятти первым, а я с сыном осталась пока в Чарджоу. Но хотя он и был хорошим экскаваторщиком (без пяти минут – Герой Соцтруда), но без рекомендаций попасть на работу было не так-то легко. Тогда он пошёл на приём к секретарю парткома Куйбышевгидростроя (КГС) и тот, посмотрев его документы, вопрос с работой тут же решил.
Так в сентябре 1967 года он начал строить автозавод. А в конце ноября приехали и мы с сыном. Но я не была членом КПСС, рекомендаций мне дать никто не мог, и работу пришлось искать самостоятельно.
Первым делом обратилась в кадры автозавода, а мне тут же вопрос:
– Ваш муж работает у нас?
И поскольку КГС к заводу не относился, меня на работу не взяли – брали только тех женщин, чьи мужья работали на ВАЗе.
Но от мысли устроиться на завод я не отказалась. В марте 1968 года я совершенно случайно оказалась в дирекции ВАЗа – так называлось здание на повороте СК, где размещались все производства, начиная с генерального директора.
Я сопровождала подругу, которая устраивалась в СКП швеёй (на участок пошива обивки сидений). А у меня, кроме умения писать в газету да более-менее сносно печатать на машинке, других навыков не было. Обратилась сначала в I отдел, но там штаты уже были укомплектованы.
Тогда, увидев табличку с надписью «Канцелярия», решила попробовать счастья там. И фортуна повернулась ко мне лицом в образе зав. канцелярией завода Софьи Сергеевны Хайруллиной. Выслушав мою историю «хождения по мукам» в поисках работы и узнав про мои способности, она взяла меня за руку и отвела в соседнюю комнату.
Так впервые состоялась моя встреча с главным конструктором ВАЗа В. С. Соловьёвым. Передо мной сидел большого роста человек с залысинами и по-детски чистым взглядом. Он так волновался, рассказывая мне о моей будущей работе, что казалось – это не меня, а его принимали на работу.
Собственно, рассказывать было особенно нечего. Меня брали на должность инспектора по делопроизводству с условием, что некоторое время буду совмещать эту должность с обязанностями его секретаря, поскольку она через месяц уходила в декрет.
Устав от безделья и поисков работы, я была согласна на всё. Через неделю Владимир Сергеевич (далее в тексте для краткости B.C.) уехал в командировку, а ещё через одну – ушла на больничный, а потом в декрет его секретарь.
И осталась я одна: за секретаря, за делопроизводителя и за машинистку. В ОГК тогда имелась всего одна машинистка (в бюро документации) и она была загружена до предела. Моментально посыпались на меня сотни писем, телеграмм и прочей переписки, которую я должна была напечатать, подписать у Соловьёва, зарегистрировать, законвертовать и отправить. Меня завалили так, что не видно было из-за машинки. Хорошо ещё, что главный конструктор был в командировке и мне хотя бы не приходилось исполнять обязанности секретаря.
Запомнился день, когда он вернулся. Его секретаря уже не было. Он попросил меня сесть на её место. Я перенесла машинку и села. Надо сказать, что в то время у главного конструктора не было отдельного кабинета и приёмной, сидели мы с ним в общей комнате с его заместителями и конструкторами.
Положила ему на подпись только что отпечатанное письмо. Он просмотрел его, как-то странно взглянул на меня и попросил передать его исполнителю, что я и сделала.
А этим исполнителем был Е. И. Иванов, человек очень эмоциональным. Не прошло и десяти минут, как он, весь красный, вихрем ворвался в нашу комнату с письмом в руках и буквально закричал:
– Девушка, Вы где работали до сих пор?
Я растерялась. Что случилось? Ошибок вроде не было, я даже поправила его стилистику и орфографию.
– В редакции, – еле слышно ответила я.
– Оно и видно! Вы из моего делового письма сделали прямо-таки статью в газету!
Соловьёв поднял на него глаза и твёрдым голосом (чего я от него никак не ожидала) произнёс:
– Евгений Иванович, успокойтесь. Люба у нас человек новый, письмо напечатано без ошибок, а как правильно оформлять деловые письма – объясните ей спокойно, без крика.
Он сказал это, не повышая голоса, глядя прямо в глаза собеседнику, но настолько убеждённо и непреклонно, что Иванов тут же остыл и стал мне объяснять, какими должны быть деловые письма.
Я уяснила, что B.C. был очень добрым, в быту – порой профаном, но своё мнение отстаивать умел. В то же время он всегда считался с мнением других, а если нужно, умел их и защитить.
С тех пор мне стало работать намного легче. Я никогда не прикрывалась его авторитетом. Наоборот, видя, как он загружен, старалась освободить его от мелочей.
Как-то он попросил меня соединить его с Клячиным или Хреновым в Турине. Фамилии эти мне ни о чём не говорили, с этими людьми знакома я не была, а как звонить в Италию – вообще не знала.
И решила, что самое время обратиться за консультацией к настоящему секретарю, каковой я считала секретаря генерального директора Валентину Ильиничну Суслову. Но у неё всегда был настолько независимый вид, такая респектабельная внешность, сочетающаяся с хорошо поставленным голосом, что я вначале просто не решалась к ней обратиться.
Теперь деваться было некуда, и я, как говорится, «бросилась головой в омут». Валентина Ильинична, несмотря на занятость, оказалась женщиной приветливой, жизнерадостной и общительной. Она популярно объяснила мне, как «выйти» на Турин. К тому же, она знала и Хренова, и Клячина, и даже подсказала мне, где их разыскать в Турине. И ещё просила обращаться к ней в любое время.
20
Доля истины в этом была, поскольку мы в то время печатали только то и только так, как нам указывали местные партийные власти.