— Знаете, Машенька, — Токмаков замедлил шаг, — Я все-таки уезжаю… В Североуральск.
— А не в Красные Пески?
— В Красных Песках мы будем позднее, весной.
День был ветреный, и при каждом порыве холодного ветра летели черенками вниз невесомые желтые листья.
Иные опавшие листья уже прибило дождями. Листья потемнели, и сквозь них кое-где проросла трава.
— Похоже на картину «Золотая осень», — сказал Токмаков. — Именно такая у нас осень!
Он подождал.
Маша не подняла головы.
Он сказал:
— Эта картина написана в моих родных местах. Ивановская область. Плёс. Вот куда бы я вас повез! Вы настоящий березовый лес видели?
— Нет.
— А знаете, леса тоже шумят по-разному. Вот когда-нибудь услышите! Березовый лес сразу на ветер откликается, даже на маленький ветер. Шумит, волнуется. Стихнет ветер — и сразу в лесу тихо. В осиннике чуть дольше шум после ветра, листья более жесткие. Ну, а сосны? На маленький ветер сосны и внимания не обращают. А подует сильнее — раскачаются верхушки, гул подымется, смятение. Уже и ветра не станет, а еще долго будет лес гудеть, будто рассерженный, что его потре-вожили…
Маша по-прежнему смотрела под ноги.
— Машенька! — Токмаков остановился, завладел ее руками и начал их целовать.
Стал слышен шелест листопада.
— Я давно поняла, что вы уедете, — тихо произнесла Маша. — Как же вы можете бросить свое любимое дело… — Она представила себе Костю, провожающего своих верхолазов на другую стройку. — Да я бы после того и гордиться вами не смогла. — Маша помолчала, а затем сказала совсем тихо: — И разлюбила бы…
— Ты думаешь, можно разлюбить, если не любишь?
— А как ты думаешь? — Маша подняла сияющие глаза.
— По-моему — нельзя.
— Знаешь, и по-моему — тоже.
— И как я только попал в строители домен! — удивился вслух Токмаков, когда они снова пошли рядом. — Мне бы полагалось пойти по ткацкому делу. У нас там, в Ивановской области, кругом фабрики. Или штурманом пойти на буксир. Или лесничим. У нас и домны ни одной на сотни верст нет!
— А в Каменогорске еще будут строить домны? — спросила Маша.
— Если и будут, то не скоро.
Маша закрыла глаза.
Токмаков порывисто привлек ее к себе.
Потом Маша мягко высвободилась и, приложив ладони к пылающим щекам, пошла вперед.
Березняк остался позади, они пересекли лесок, засаженный стройными лиственницами. Осыпавшаяся хвоя лежала плотным бурым ковром.
Сосны и ели казались по соседству с лиственницами ярко-зелеными.
— Сосны очень красивые, — сказал Токмаков, когда они достигли новой опушки. — И какие-то они тут не такие, как у нас в Плёсе.
— Еще бы им быть такими! — Маша рассмеялась. — Тем более что это сибирские кедры.
Токмаков растерянно посмотрел на кедры.
— Их легко спутать, — поспешила на выручку Маша. — Огорчаться из-за этого не стоит.
— Наоборот, я рад, что ошибся. Хоть развеселил. У тебя только что были такие грустные глаза…
— У меня характер континентальный.
— Как климат в Каменогорске?
— Еще хуже!
— А я вот уже совсем привык.
— К климату нашему? Или к моему характеру?
— И к тому и к другому.
— Не всякая привычка — надолго. Иные проходят очень быстро и бесследно.
— Даже если человек ни за что не хочет от них отвыкать?
Маша ничего не ответила, но Токмаков почувствовал, что она полна тревоги.
В этих кварталах леса было совсем пустынно, никто не повстречался Маше и Токмакову, никто не высматривал здесь саженцев, не выкапывал их. Хвойные породы пересаживают только весной.
— Зимой весь лес голый, только эти кварталы зеленеют, — сказала Маша. — У нас тут хорошо зимой! Правда, снежные бураны бывают. Представь, Костя, ту бурю, когда последнюю царгу подымали, но только со снегом. Да еще мороз градусов на тридцать. Прошлой зимой был случай. Мама повесила во дворе белье сушить, а тут — буран. Веревку порвало, белье унесло и замело в сугроб. Уже весной, когда снег растаял, нашли белье где-то на пустыре… Все равно, пусть даже бураны, — хорошо зимой! Дома у нас всегда тепло. А в подвале яблоками пахнет, всю зиму яблоки свои едим. На лыжах с гор катаемся, весело!
Токмаков попробовал себе представить Машу в шубке, в валенках, в теплой шапке, но мешали смуглые руки, обнаженные выше локтей.
Они вышли к посадкам клена. По соседству слышались голоса, на лесной просеке мелькали люди с лопатами на плечах.
Пестрые листья кружились вокруг них и падали им на головы и плечи. Пятипалые кленовые листья могли удивить своей расцветкой — попадались даже голубовато-сизые, лиловые, пунцовые, вишневые. Но Токмаков скользил отсутствующим взглядом по пестрому леску.