Токмаков поднял царгу выше домны, повернул стрелу крана и, сильно увеличив ее вылет, бережно пронес царгу над самым тросом, впритирку к нему, затем, сразу повеселев, подал команду «майна».
Самое опасное позади.
В момент, когда царга огибала этот злополучный трос, кран испытывал предельную, для себя нагрузку. При большом вылете стрелы кран теряет в силе. Ведь и человек может поднять меньше вытянутой в сторону рукой, чем согнутой в локте.
Как только царга пошла вниз, снова появился Дерябин.
— Ну, вот видите. — Дерябин пожевал губами. — Полный порядок! Теперь вы и без меня справитесь.
— Теперь мы и без вас справимся.
Дерябин притворился, что не понял иронии. Он надул впалые щеки и сказал:
— Ну, а я наверх. Дело ответственное. Буду лично руководить.
Едва Дерябин поднялся по лестнице, как царга качнулась от сильного порыва ветра.
Токмаков тревожно взглянул на флажок.
Флажок бился так, будто ветер решил разорвать его в клочья или отодрать от древка.
Токмаков осмотрелся и прислушался.
Ветер крепчал с каждой минутой. Он шатал тросы, раскачивал кислородные шланги, электрокабели, трепал обрывки проволоки и веревок, выхватывал листки из рук прорабов, срывал косынки с девушек. О том, чтобы расстелить чертеж, свернуть цигарку или зажечь спичку, и думать было нечего.
На литейном дворе нагружали в тачку цемент. Каждый взмах лопатой рождал пепельное облачко, будто лопата взрывала всю кучу цемента. И там тоже прекратили работу и прикрывали цемент досками, чтобы его не выдувало.
Бросила работу Одарка, монтер высоковольтной лилии. Тяжело шлепая резиновыми сапогами, с контрольной лампой в руке, она побежала к трансформаторной будке. Рукой в резиновой перчатке потянула к себе стальную дверь с белым черепом, перекрещенным красными молниями. Дверь, прижатая ветром, не поддавалась. Одарка засунула лампу в карман комбинезона а схватилась за дверь обеими руками. Ветер надул повязанный по-старушечьи красный платочек. Одарка прикусила его зубами, рывком приоткрыла дверь и скрылась в будке.
Ветер свирепо хлопнул дверью ей вслед.
Электросварщики бросали работу и спускались вниз. Одна за другой гасли лазурные звезды.
На кауперах бросали работу клепальщики. Замолк последний молоток.
И только монтажники из бригад Вадима и Пасечника не уходили. Они должны принять царгу, поймать ее на болты.
Токмаков заметил опасность сразу и подал команду «полный майна».
Но ветер уже ударил, как в парус, в округлые борта царги и в дощатые подмости, которыми та была обшита.
Царга ходила ходуном над головами монтажников.
Монтажники, облепившие верхушку домны, никакие могли утихомирить царгу.
Токмаков подозвал Матвеева:
— Возьмите двух такелажников. Живо наверх! На пылеуловитель! Посадим царгу туда. Держать «в зубах» опасно. Каждая минута…
Матвеев, низко пригнувшись и отчаянно размахивая руками, побежал к пылеуловителю.
Только бы удалась эта затея! Диаметр царги — шестнадцать метров, диаметр позволяет. Пусть хоть набекрень сядет, пусть совсем криво — лишь бы переждать непогоду!
«Где же старый черт застрял?» — нетерпеливо поглядывал наверх Токмаков.
На макушке пылеуловителя — высоченной железной башни — показались две человеческие фигурки.
Матвеев принялся свистеть что-то Вадиму, стоявшему на домне.
Вадим закричал в ответ.
Матвеев приложил руку к уху, вслушиваясь и не слыша, — Вадим кричал против ветра.
Токмаков показал большим пальцем, отставленным от ладони, вправо, и стрела крана, несущая царгу, повернулась к пылеуловителю.
До Матвеева остается двенадцать, десять, восемь, семь, шесть метров.
С каким трудом движется царга!
И когда до Матвеева оставалось не больше пяти метров, Токмаков понял, что царгу подтянуть ближе не удастся.
Поворотная лебедка в состоянии тащить эти двадцать восемь тонн. Но ветер спутал все карты. Неизвестно, какую ветровую нагрузку несут сейчас царга и сам кран.
Кран подрагивает от усилий, нечего и думать о том, чтобы увеличить вылет стрелы.
Пять, всего пять метров осталось до Матвеева!
Токмаков стоял бледный.
Горькие складки легли у плотно сжатого рта, глаза потемнели. Если бы ему сейчас нужно было бегать, отдавать во весь голос приказания, перекрывая шум ветра, кого-то подбадривать, а кого-то ругать, лазить самому по фермам на головокружительной высоте, — ему было бы легче. А он вынужден молча стоять на месте и только жестами приказывать машинисту крана.